Как делаются... - Андрей Александрович Пирогов

— Да черт с ним, с рассказом, Маш. Жизнь важнее.

Ответить Маша не успела.

* * *

…как ужасно, Боже, как ужасно… но раз решил — что ж… Колька, ты же собственными ушами слышал — уже знает всё, а?… да и черт с ним, он же мой ученик — ни на что он, Колька, решиться не посмеет… а посмеет — не поверят ему… я же всё-таки — Учитель…

* * *

— Прошу всех встать. Суд посовещался и вынес окончательный вердикт: дело прекратить за отсутствием состава преступления.

Александр Петрович усмехнулся: в качестве обвиняемого он, несомненно, был убедительнее, чем в качестве судьи.

Будет время — продолжим.

* * *

…да, в рассказе упомянут написанный героем роман?… а врать нехорошо…

О чем будет роман, Александр Петрович уже решил, но начинать его придется летом, в отпуске, чтобы ни на что при написании не отвлекаться.

А потому в субботу, выбрав из коллекции очередную девственную ручку, Александр Петрович хлебнул крепкого чая с лимоном, затянулся, расправил чистый лист и начал новый рассказ.

Начало ему понравилось, он даже оставил фразу на строчке единственной, хотя место на ней еще оставалось:

На самом деле было вот как.

Как делаются счастливыми

И пушкинская ночь тиха, в сияньи ночи той безбрежной слышны шептанья девы нежной и мощь великого стиха. Слышны тому, кто в ночи той идет мимо ворот любезных и видит силуэт прелестный… И видит силуэт прелестный… Силуэт бывает «прелестным»? Павел улыбнулся: это пришли ему на ум — стихи? Вот ведь сочинилось: никакой мощи, никаких шептаний, только пушкинская ночь, и правда, как девица на выданье: ни веточка не вздрогнет, ни лист не шелохнется. Желтый свет фонарей едва пробивается сквозь кроны укрывающих дорогу деревьев; асфальт чист, а тротуары покрыты густой сетью теней: лишь самым настойчивым лучам удалось пробиться к земле. И запах весны — густой, обнаженный, яркий.

Безмолвие: только крик ночной птицы, да цоканье каблучков позади.

Сам Павел ступал мягко — но невольно подогнал шаги под этот ритм. Захотелось обернуться: кто там идет за ним? Конечно же, девушка, конечно же, юная и прекрасная, конечно же, одинокая.

Ей, как и Павлу, лет 18–19.

Он возвращается со свадьбы друга, а она? А она, например, со свадьбы подруги. Стоит лишь обернуться, подождать — и они встретятся, и пойдут дальше вместе, вдвоем. И не дойдут до дома, а будут бродить всю ночь, идти и разговаривать — она поймет всё, что скажет ей Павел, а он поймет всё, что скажет ему она, и к утру всё решится: поцелуй у подъезда — и расставание, не до вечера, нет — на малость. Чтобы снова кинуться в объятья друг к другу.

Павел зашагал медленней; почти сразу ухо зафиксировало смену ритма: будто привязанная к нему незримой ниточкой, она тоже сбавила шаг. Захотелось проверить нить на прочность, Павел ускорился. И тут же, вспыхнув счастливой улыбкой, услышал: она тоже пошла быстрей.

Да, они идут вдвоем.

Через полквартала развилка: ему направо, а ей?

И вдруг Павел понял: не надо никакой встречи, не надо никаких разговоров: она, Прекрасная Незнакомка, уже подарила ему всё, что могла.

Никогда у него не было такой ночи и никогда, пожалуй, не будет. Удивляясь ощущению, Павел тем не менее скомандовал себе: запомни это состояние. Ты АБСОЛЮТНО СЧАСТЛИВ. Сейчас тебе не надо от мира ничего, у тебя всё есть: молодость, уверенность, силы, разум. Плюс пушкинская тишина и стук каблучков незнакомки, спасибо ей. Запомнил, да? — если тебе когда-нибудь будет плохо — поможет.

Правда, тебе вряд ли вообще будет плохо, впереди вся жизнь, и нет оснований сомневаться, что следующий день будет хуже предыдущего. А Незнакомке спасибо, она дала возможность понять, нужно отблагодарить ее.

На перекрестке Павел остановился и подождал.

Шаги ее замедлились, стали тише.

— Вы шли за мной, я слышал.

Она остановилась в тени, лица ее Павел так и не увидел.

— Да… За Вами не так страшно.

Павел чуть было всё не испортил:

— А вдруг я злодей?

Она сделала шаг назад.

— Нет… Вы не такой.

— Ага, — согласился Павел, — я не такой… Теперь идите первой — я буду сопровождать Вас верным рыцарем.

— Да, — ответила она, — мне недалеко.

И Павел двинулся за ней, и улыбался беспрестанно: как счастие бывает странно, как много у него корней.

Пике

маленькая повесть

Настоящие звезды не падают.

Настоящие звезды столь высоки и далеки, что не в силах позволить себе такой каприз: радовать зрителей падением. Но человеку лестно быть свидетелем космического события, и потому каждый сгорающий в атмосфере метеорит называется «Падающей звездой», а чтобы отхватить кусочек от небесной катастрофы, люди придумали загадывать желание, глядя на чужую погибель.

Может, они хотят придать ужасу смысл? Зачерпнуть из звездного источника надежды и жизни?

Издалека и смерть может выглядеть красиво.

Все так, и тем не менее последнюю картину Анатолий назвал «Падающая звезда».

Те, кто рядом, — знающие его, верящие и любящие — поймут, а остальным объяснят, если дойдет до объяснений. Если нет — тем более: кому какое дело до неизвестного полотна неизвестного художника? Память проживет столько, сколько проживут дети, ну может внуки, на большее замахиваться грех. По Библии один из самых страшных — гордыня?

Сложно было писать отражение падающей звезды в море.

По сюжету море штормило; поймать плоскость отражения обычным способом — симметрией — не получалось. Сначала Анатолий хотел сделать звезду хвостатой, но испугался банальности, и так всё слишком красиво: шторм, прорывающаяся меж туч звезда и готовая ее поглотить стихия.

Выход нашелся.

О нем Анатолий не рассказал никому, пусть потом гадают, как ему удался эффект падения, — а он удался. Картина готова, и теперь абсолютно ясно: удалось всё, или автор ничего не понимает в деле, которым занимался всю жизнь, которое попеременно то давало ему неизъяснимое словами высшее наслаждение творца — перевод из небытия в бытие — то бросало в жуткую пропасть самоедства и сомнений: а может, бред? Самообман, иллюзия, эйфория от непохожести?

Анатолий давно уже понял: никакая логика ответа не даст. В зависимости от настроения можно найти десятки примеров и в ту, и в другую сторону: вспомнить новизну импрессионизма или первоначальное неприятие абстракций, или, черт возьми, Гогена, который вообще плюнул на человечество, возведя в