Моя мать прокляла мое имя - Анамели Сальгадо Рейес

К тому времени, когда они добираются до реки, уже наступают сумерки. Вода играет пурпурными, синими и желтыми красками. Они наплывают друг на друга, но не смешиваются, наперегонки устремляясь туда, где река сливается с другой рекой, а затем к заливу и к океану. Листья низкорослых деревьев танцуют под песнопения горожан, не попадая в такт. Участники похоронной процессии спускаются как можно ближе к кромке воды. Ангустиас и Фелиситас стоят перед священником, который смотрит на толпу, собравшуюся позади них.

Когда люди заканчивают петь, Фелиситас приподнимается на цыпочки и вытягивает шею, чтобы получше разглядеть то место, где река уходит на юг. Берег изгибается и обрывается, закрывая ей вид. Но она помнит карту. Чтобы добраться до Рио-Гранде, праху Ольвидо предстоит проделать нелегкий путь.

Священник начинает свою речь с шутки, смысл которой в том, что, несмотря на значение ее имени, Ольвидо никогда не будет забыта. Бабушка скептически качает головой, но улыбается. У нее такое счастливое выражение лица, какого Фелиситас еще не доводилось видеть, – правда, они и провели вместе не так много времени. Меньше недели. Всего несколько дней. Невыносимых дней. Впрочем… даже не дней. Часов, потому что по меньшей мере четверть каждого дня Фелиситас спала. И ходила в школу, куда Ольвидо ее не сопровождала. А еще в доме она какое-то время находилась в туалете, запретив бабушке там появляться. В общем, если Фелиситас доживет лет до девяноста, время, проведенное с Ольвидо, окажется просто мгновением.

Когда прах Ольвидо будет высыпан в реку, холодная вода смоет не просто останки ее тела и душу. Вниз по течению унесутся все воспоминания и секреты, о которых Фелиситас никогда ничего не знала. Из какой части Мексики были родом ее предки? Ангустиас помнит только про несколько последних поколений. Почему Ольвидо переехала в США? Сожалела ли она об этом? Стоит ли Фелиситас уехать в Мексику?

– Проследи, чтобы она хорошо питалась, – твердит Ольвидо, пока священник говорит. – Никаких острых чипсов, из-за них у нее, вероятно, уже началась язва. И пусть хотя бы иногда отрывается от своего телефона. И не ходит босиком. Она простудится, и что тогда вы обе будете делать? – Она все говорит и говорит. – Теперь, когда меня не стало, у нее не будет никого, кроме тебя, так что позаботься о ней, хорошо? – продолжает давать указания Ольвидо.

Как ты думаешь, чем я занималась все это время? – хочет спросить Фелиситас. Я – все, что у нее было последние десять лет. Но это вовсе не те вопросы, которые требуют ответа. То, что раскаляет ее сознание добела, она никогда не произнесет вслух, даже находясь с Ольвидо наедине. А есть какие-нибудь указания насчет меня? Тебе все равно, если я простужусь? Ты когда-нибудь любила меня? Хоть одно мгновение?

Глава 24

Ангустиас

У Ангустиас нет заготовленной надгробной речи. Когда священник просит ее сказать несколько слов, она инстинктивно делает шаг назад. Calladita se ve más bonita.

Если бы ее попросили рассказать о матери в тот день, когда она узнала о ее смерти, Ангустиас произнесла бы только лестные слова. Ольвидо была трудолюбивой, стойкой, смелой, умной, самоотверженной. Любящей. Я любила свою маму. Моя мама любила меня.

Прошла неделя. Ее горе остыло ровно настолько, чтобы позволить жгучей обиде возобладать над всем остальным. Она по-прежнему скорбит об уходе матери, но не испытывает особой ностальгии по прошлому. Воспоминания местных жителей только доказывают, что ее мать вполне была способна на доброту и сочувствие. То, что она не проявляла этих качеств по отношению к Фелиситас, было не недостатком характера, а сознательным выбором, и теперь Ангустиас тоже может сделать выбор в пользу жестокости. Она может рассказать о каждой ошибке, которую когда-либо совершала Ольвидо, о той последней угрозе, прозвучавшей перед побегом Ангустиас. Но она не будет этого делать. Матери нет рядом, чтобы стать свидетельницей мести. Она лишь причинит боль ее друзьям и, самое главное, Фелиситас.

– На самом деле, – импровизирует Ангустиас, – я думаю, маме было бы очень приятно услышать каждого из вас.

Да, это хорошая мысль. В конце концов, похороны ведь нужны живым, чтобы выплеснуть свое горе, избавиться от мрачного серого цвета и освободить место для любого другого, дающего силы жить дальше. Кроме того, единственное, что Ольвидо хотела бы услышать из уст Ангустиас, – это извинения, которые она не может заставить себя произнести, особенно перед толпой незнакомых людей.

Участников похоронной процессии не нужно просить дважды. Один за другим они подходят к тому месту, где стоит Ангустиас, и поворачиваются лицом к остальным. Со слезами на глазах, но с непременной улыбкой они вспоминают свои любимые моменты общения с Ольвидо, в основном связанные с едой. Тут и пироги на день рождения, и вечерний кофе с булочками, и неожиданные обеды, и рождественский ужин на одного, и два свадебных торта. Звучат рассказы, как Ольвидо помогала пережить потерю любимого человека, разрыв отношений, наступление старости и предложение руки и сердца.

– Прошлое лето было одним из самых трудных периодов в моей жизни, – делится с собравшимися Итцель Уэрта. – Я вернулась из колледжа помолвленной и со степенью бакалавра, вот-вот должна была начать работать и создать семью, но чувствовала себя такой несчастной, я… я была сама не своя, как вы, наверное, помните. В середине лета Ольвидо пригласила меня к себе. Она поняла, в чем дело, даже не задавая вопросов. Приготовила мне горячий фруктовый пунш и целый час терпеливо ждала, пока я наберусь смелости сделать глоток. Вместе мы во всем разобрались. Я была не готова к браку, я была не готова выйти на работу, которая мне не нравилась. И теперь, – всхлипывает она, – я вернулась в школу, и я знаю, Мами, что тебе не нравится графический дизайн, но я так счастлива. Я занимаюсь тем, что люблю, и я найду свою любовь, когда буду готова. Я скучаю по Ольвидо, и я так ей благодарна!

Пальцы Ангустиас нервно теребят косу Фелиситас. Разговаривала? Выслушивала? Когда ее мать всему этому научилась? Вот если бы Ольвидо посидела с ней хотя бы час, когда она призналась, что беременна, и, вместо того чтобы вынуждать ее уйти, предложила вдвоем во всем разобраться.

Но все это уже не имеет значения. Каждая рассказанная здесь история лишь подтверждает, что Ольвидо больше нет.

Море темно-серых облаков над головами горожан окрашивается в бледно-желтый и пыльно-розовый – цвета удовлетворенности и умиротворения. Впереди, как