Мама, держи меня за капюшон! - Людмила Лаврова
Перелом наступил после того, как Наталья, прощаясь с друзьями перед очередным отъездом домой, вдруг отозвала в сторонку Сашу и спросила:
– Саш, а как ты ко мне относишься?
И вопрос-то вроде был прост и понятен, и мечтал Сашка о нем втайне, ругая себя за нерешительность, но ответа сразу дать не смог, как ни старался. Надул щеки, опустил глаза, раздумывая, что сказать, а когда поднял их, Наташа уже посылала воздушные поцелуи из окна такси, прощаясь со всеми.
Нужно ли говорить, что с этого дня жизнь Саши стала похожа на зал ожидания? Он словно сидел там, примостившись на лавочке в самом центре, и не отводил взгляд от высоких дверей, которые должны были вот-вот открыться и впустить что-то совершенно новое, нежданное и негаданное, но такое желанное.
Мать, глядя, как Саша сидит, подперев рукой щеку, и смотрит на рисунок отца, тихо смеялась, понимая, что творится с сыном, но вопросов не задавала. Зачем? Первая любовь такая хрупкая, нежная, ломкая. Доверить кому-то знание о ней сложно. А потому пусть таится сын до поры до времени. Придет его час, и он все сам расскажет. Нужно только подождать.
Год мелькнул, словно его и не было, и вот уже Макс сидит на отмытой до блеска кухне в квартире Саши, дожевывает бутерброд и слушает друга, поминутно кивая в ответ на отрывистые реплики.
– А если она уже забыла?
– Значит, молчать надо.
– А если не забыла?
– Скажи ей.
– Я боюсь…
– Гном, я думал, что ты ничего не боишься.
– Ошибся ты! Себя я боюсь, понял? Себя!
– А по мне, так больше Наташку, – Макс ухмыльнулся и тут же принялся за другой бутерброд, давая понять другу, что нисколько его не осуждает.
Они так и говорили бы еще и еще, пытаясь понять, что делать дальше, но дверь на кухню вдруг распахнулась, и на пороге появилась Маришка.
– Саш, Саш, там во дворе такое!
Парни кинулись к окну, и в следующую минуту Саша уже летел вниз по лестнице.
Странные скважины, которые бурили за несколько дней до этого во дворе какие-то сердитые люди, были почти рядом с детской площадкой. Почему-то никто не огородил это место, не прикрыл дыры в земле, беспокоясь о детях. Матери детворы помладше осторожно обходили это место, ведя за руку малышей, а детвора постарше сердито отмахивалась от окриков родительниц, давая понять, что и так понятно – лезть туда не стоит.
Четырехлетний Матвей, закадычный дружок Вадика, ревел так, что слышно было на весь двор. Он стоял на дне колодца, куда провалился, убегая от ребят, с которыми играл в догонялки, и выл, зовя мать.
Вот только мамы Матвея не было дома. Она работала, оставив сына на бабушку. А та отлучилась на минутку, чтобы снять с плиты кастрюлю с супчиком, который готовила на обед внуку.
Садик, закрытый на внеплановый ремонт, не работал уже неделю, и всем приходилось выкручиваться, придумывая, куда деть ребенка, ведь работу никто отменять в связи с этим обстоятельством и не думал.
Кто-то схватился за телефон, вызывая службу спасения. Кто-то уводил подальше от дыры в земле детвору. А Саша подбежал к чинившему во дворе машину соседу и заорал:
– Там песок! Внутри песок! Если он попробует выбраться сам, его просто засыплет! Дядя Паша, что делать?!
О том, что стены скважины на глубине состоят из песка, Саша знал. Накануне они сидели с парнями вечером во дворе, кидая горящие спички в темные дыры и слушая, как шелестит осыпающийся песок на дне скважин. А потом, когда коробок опустел, они нашли пару старых досок и положили их так, чтобы прикрыть дыры в земле. Мало ли!
Теперь же одна из этих досок, та самая, которую отодвинул Матвей еще до игры в «лова», валялась в сторонке, а шороха песка было совершенно не слышно из-за шума, который подняли люди во дворе.
Павел, бросив все, кинулся за Сашей к скважине и скомандовал Матвею, который уже не выл, а коротко икал:
– Стой смирно! Замри!
Оглянувшись по сторонам, он подозвал к себе еще двух мужчин, и они о чем-то заспорили, загомонили, а после побежали в сторону гаража.
– Сашка! Иди сюда!
Окрик заставил Сашу опомниться.
– Что, дядя Паша?
– Ты нужен! Никто из нас не пролезет в эту дыру. А ты маленький…
Саша не раздумывал даже мгновения.
– Что делать надо?!
И через пару минут двор затаил дыхание, когда Павел перевернул мальчика вверх ногами и осторожно принялся опускать вниз головой в дыру.
– Все понял? Обвяжешь его и дергай за веревку! Мы тебя вытащим, а потом Матвея. Только тихонько, Сашка! Тихонько!
Сказать, что Саше было страшно – не сказать ничего! Липкий, темный, муторный страх заползал за воротник, спускаясь противными мурашками по рукам и ногам, заставляя их дрожать и не слушаться. Но внизу тихо всхлипывал напуганный Матвей, и Саша заставил себя думать не о собственном страхе, а о мальчике.
Еще немного, еще чуть-чуть…
Веревка, такая непослушная, скользит в пальцах, и Саша лихорадочно вспоминает тот узел, который учила его вязать мама.
– Смотри, Сашок! Этот конец сюда, а этот вот так затяни. Несильно, слегка! Видишь, что получилось? Попробуй, развяжи. Не получается? То-то! А теперь потяни за этот кончик. Оп! Легко и просто, да? Это твой дед меня научил, когда я маленькой была. Он на флоте служил и узлов таких знал много. Жаль, что я не помню все, что он показывал. Но хотя бы так.
И Саша дергает завязанный узел, проверяя его на прочность, а потом хватается за веревку, командуя Матвею:
– Не реви! И не шевелись! Сейчас дядя Паша тебя вытащит!
Еще несколько томительных минут, и Саша, перемазанный грязью, хлопает по плечу икающего Матвея.
– Мужик! Молодец! Мы справились!
Крик бабушки Матвея напрочь заглушает ругань приехавших спасателей, и Сашка тихонько ретируется, махнув Максу.
А вечером, когда мать придя с работы, наплачется и отругает его как следует, Саша выйдет во двор, твердо решив, что будет делать, и баба Вера вдруг поманит его к ограде палисадника, с трудом разогнув больную свою спину.
– Иди сюда, герой! Вот! На-ка!
Она сунет в руки Сашке самую красивую свою белую розу и добродушно проворчит:
– Шуруй! Ждет ведь!
И Сашка откроет рот от удивления, но так и не найдется, что сказать, кроме тихого: «Спасибо!».
И Наташа примет цветок, лукаво посмеиваясь, а потом вдруг посерьезнеет и скажет:
– Саш, а ты очень смелый! И
