Мама, держи меня за капюшон! - Людмила Лаврова
Сашкиного отца не стало, когда мальчишке исполнилось десять.
Мотоциклист, куда-то спешивший и выскочивший со второстепенной перед машиной Сашиного отца, остался цел и даже приходил потом, чтобы извиниться. Но что стоили эти извинения в сравнении с тем, что заставило Сашу повзрослеть в один миг?
Он, глядя, как мать бьется в истерике, прижал к себе младшую сестру и севшим от волнения голосом потребовал:
– Мам, хватит! Вадик плачет!
И именно в тот момент началась для него взрослая жизнь.
Он не просил этого взросления. Не был готов к нему. Но принял эту ношу с достоинством, удивительным для десятилетнего мальчишки.
Саша присматривал за маленькими, понимая, насколько эта помощь важна. Мыл шестимесячного Вадика и приносил его матери, чтобы та покормила. Отводил в детский сад Маришку, помогал с уборкой и ухаживал за бабушкой, которая так и не смогла пережить уход единственного сына. Лежала, отвернувшись к стене, и не желала ни с кем разговаривать, виня всех и каждого в том, что ее мальчика больше нет…
Сашкина мать пыталась поначалу разговорить свекровь, растормошить, заставить подняться, но потом эту затею бросила. Своих забот хватало.
А вот Саша не отступился. Притаскивал табурет, накрывал его чистым кухонным полотенцем, ставил тарелку с супом и командовал:
– Есть будем! Открывай рот! Вот так! За меня… За Маришку… За Вадика…
И, странное дело, пустота во взгляде бабушки чуть отступала, и она шептала:
– Как ты на отца похож…
Встала она с трудом и до конца дней так и не оправилась полностью, но Саша точно знал – бабушка поднялась только потому, что любила его и младших. Своего сына она пережила всего на два года, но Саша навсегда запомнил ее слова о схожести с отцом и о том, что нужно беречь тех, кто с тобой рядом.
Мать иногда гнала его на улицу, к ребятам, но Саша отказывался.
– Некогда мне! Дел полно!
До поры до времени он не озвучивал матери свои планы, но потом все-таки не выдержал.
– Мам… Ты это… Пенсию мою не трать, хорошо? Мне учиться надо. Чем лучше у меня будет профессия, тем больше я заработаю. Понимаешь? У меня ведь ты, и Маришка, и Вадик… А детей еще поднять надо.
И было в его словах столько силы, что мать опять закатывала истерику, целуя Сашу мокрыми от слез губами, а он снова ворчал:
– Завела… Ну мам!
Учеба Саше давалась с трудом, и он часами сидел над учебниками, ругая себя:
– Вот же бестолочь! Папа умный, мама тоже, а ты в кого? Думай, давай! Всего-то задачка!
Подходила мать, целовала его темную растрепанную макушку, и почти сразу откуда-то приходило решение, а Саша удовлетворенно вздыхал:
– Не! Все-таки я умный! Да, мам?
Зажмурившись от тихого счастья, принимал еще один поцелуй от матери и брался за следующую задачу.
С друзьями Сашка гулял редко, но был один период в году, когда он пропадал на улице столько, сколько мог себе позволить.
Это был июль месяц, когда на каникулы в гости к бабушке приезжала Наташа…
В Наташку Саша влюбился сразу, как только ее увидел.
Нарядная девочка в белом сарафане в первый свой приезд вышла во двор, капризно надула губки и протянула, глядя на бабушку:
– Тут никого нет…
А уже через полчаса карабкалась на старую липу вслед за мальчишками и не отставала от них нисколько.
Бабушка ахала, а Наташка хохотала:
– Бабулечка, не волнуйся!
В ней было столько жизни и столько света, что Саша не понимал, как это другие ребята не видят того, что Наташка просто сияет. Как светлячок. Таким же мягким нежно-зеленым светом, но сильнее в сто раз.
Он любовался девочкой, но виду не подавал. Еще бы! Задразнят! А еще… Наташа была выше его на голову, и впервые Саша почувствовал, что сходство с отцом не приносит ему радости. Плохо мальчишке быть маленького роста. И пусть одноклассники и друзья во дворе, называя его Гномом, не хотят обидеть или задеть. Правду никуда не денешь. Он малявка!
Мама его грусть видела, но до поры до времени молчала. Прошел жаркий июль, и Наташа уехала. А Сашка, сидя на подоконнике в своей комнате, провожал взглядом такси, которое ее увозило, и размазывал по щекам злые слезы.
– Саша…
Теплые губы коснулись его макушки, и он вздохнул совсем по-взрослому, перехватив мамины руки, которые обняли его.
– Мам… Она красивая?
– Наташа? Очень. Хорошая девочка.
– А я нет…
– Ты о чем?
– Мам, я мелкий!
– Э, нет, сын! Ты не прав! – ухватив Сашку двумя пальцами за подбородок, мать заставила мальчика поднять глаза. – Мелкие – это совсем другие люди, сын. Завистливые, лживые, глупые. Те, кто никого не любит. Вот они мелкие! А ты – нет!
– Меня даже ребята во дворе Гномом называют.
– И что? Ты решил, что гномы – это такие маленькие человечки в красных колпачках?
Мать рассмеялась, а Саша уставился на нее, не понимая, что тут может быть смешного. У него жизнь рушится, а она хохочет!
Ухватив Сашу за руку, мать потянула его за собой.
– Пойдем! Что-то покажу!
Старый альбом с отцовскими рисунками лег на стол, и Саша открыл рот от удивления.
– Хороши?
Могучие кряжистые мужчины с окладистыми бородами держали в мускулистых руках, украшенных коваными браслетами, секиры и мечи, а доспехи на них были нарисованы так, что казалось, вот-вот зазвенят колечки кольчуг и раздастся боевой клич.
– Что это?
Саша осторожно листал альбом и не мог поверить глазам своим. О том, что отец так хорошо рисовал, он не знал.
– А это гномы, сынок. Ты думаешь, что только тебя называли Гномом? Нет! Папа твой тоже это прозвище носил. Только в какой-то момент понял, что оно вовсе не обидное. И человек маленького роста может быть человеком большой души. И все зависит только от того, как ты себе представишь свою реальность. Можешь быть мелким пакостником, как в старых сказках, а можешь – вот… Смотри! Могучим и сильным воином.
Рисунки произвели на Сашу неизгладимое впечатление. Он выпросил у матери один из них, повесил его над своим письменным столом и, как только понимал, что его заносит не туда, поднимал глаза, спрашивая:
– Мелковат я что-то стал, да? Виноват! Исправлюсь.
Прошел год, потом другой. И Наташа приезжала на каникулы, шумно радуясь старым друзьям и тут же присоединяясь к проказам компании. В футбол она играла отменно, по деревьям лазила не хуже Макса, который считался признанным верхолазом, и рыбалку любила не меньше, чем Саша, который тихо млел, сидя
