Береги косу, Варварушка - Варвара Ильинична Заборцева
И тут я впервые подумала о бронежилете. Разве не положены?! Позвонили сослуживцам, они как раз проехали устье реки. Сказали, дороги совсем не видно, едут вслепую – такая метель. Правда, за пределами Пинеги снег утихает. Значит, скоро вернутся – кто-то домой, кто-то сразу на службу. Сказали: конечно, жилеты положены, каждому выданы. Только «Пинега» редко его носил!
Сослуживцы вспомнили слова тех, кто был рядом там, кто вытащил с поля. Узнаю в словах своего папу. В морозы без шапки мог уйти. Босиком любил ходить и дома, и на улице летом. Так и в поле вышел без бронежилета.
А я-то разве не такая?! Все удивляются, как молодая девушка ездит без задней мысли с попутчиками до соседних деревень. Видимо, это у нас общее… какое-то свое доверие к жизни.
– Безалаберно все как-то… И тетя права. Права.
Еще какое-то время подержали в руках вещи. Потом убрали в шкаф телефон и записную книжку, а крестик положили к папиной фотографии, рядом со стопкой и куском черного хлеба.
* * *
По дороге от одной бабушки к другой смотрю – Лилия Генриховна. С колонки идет, огромные ведра тащит!
– Лилия Генриховна! Разве можно так?!
– А как не можно-то? Здравствуй!
– Здравствуйте! Давайте сюда!
Прошла с ней до самого дома – ни в какую не сдалась. Несла сама.
– Ты-то обливаешься?
– Что?
– Ну, водой-то с реки. Не приучена?
– Да нет, окунаюсь только с мая до осени.
– У, ерунда. Меня отец приучил каждое утро ведром холодной воды.
– Ничего себе! Вот это северная закалка!
– Мой отец никогда и не бывал здесь. Это мы с мамой на санках причапали.
– Как это?
– А вот так. Мне четыре. Нет отца дома неделю, другую. На завод с мамой пришли, говорят, поезжайте за ним на Север, там ждет. Уже по дороге узнали, что расстрелян. А с собой только три пары лыж! На Север же! Ничего, обжились как-то. Мама сказала, тут будем жить, а то еще дальше пошлют. Недолго пожила, болела, но до конца на Пинеге. А меня папа сразу выучил крепиться. За себя стоять, себя в обиду не давать, но первой – никогда. И холодной водой по утрам обливаться.
Лилия Генриховна поставила ведра на крыльцо, посмотрела на меня:
– М-да, хороший у тебя отец был, вечная память ему.
И зашла в дом.
* * *
А меня дома ждали бабушка, мама и сестра. Не спрашивали, сама сказала, что завтра день рождения будет, как задумали. Много думала, надо ли теперь все это. И ответила себе, что надо.
Просто сели за стол. Вроде бы налили чай. Мама рассказывала сон:
– Видела сегодня его. И своего папу видела. Сидят вдвоем вот на этой кухне. Трехлитровая банка самогонки на столе, рюмки с цветочками наши, большие которые. Я его колочу, рюмку забираю, говорю, не дам тебе пить, ну-ка живо отдавай. А папа напротив, улыбается, банку обхватил, к себе прижал, довольный такой, говорит: «У меня-то не заберешь». Так и не разогнала их. Проснулась.
Подхватила бабушка:
– От ведь каки молодцы, уже спарились, готово дело! Они как-то сразу тогда сошлись. Правда, на лося вместе не ходили, только один раз.
– Почему?
– Кто ж их знат! Не спросишь теперь ни того ни другого. Сидят за самогончиком, голубчики, идет ли там охота на ум, не знай. Только помню, дедушка с той охоты пришел весь упестанный. Зять, говорит, неуладчивый, ничего не слушат, хочет все по-своему, по уму, а на охоте не ум, чего-то другого надо-то, а оно токо с опытом.
Помолчали. Бабушка снова, глядя на маму:
– Помню ведь, как вы тут сидели. Помнишь, пришел? Мириться, сходиться, не знай чего. У тебя уж втора была рожена. Я качала в той комнате. Выгляну сюда, на кухню-то, и думаю, как бы не заглядеться на вас, до чего любо сидели вы, глаза в глазки! И чего не пожилось, не знай. Никто не знат. Вы сами, поди, не знаете.
Мама молчала.
– Мам, а я правда родилась у моря?
– Да, правда.
– Я просто фотографию в папином доме нашла, там вы и море прямо из окон! Красивый тот городок вроде… Я по-другому себе его представляла…
– Да, красивый. Холодный, правда. На сопках. И роддом на сопках.
Серое все только. А коляска была красная.
День девятнадцатый
В последнее время я отмечала день рождения с подружками.
Устраивали вечеринки, было весело. В этом году мой день рождения выпал на воскресенье. Еще в новогодние каникулы подумала, что это хороший повод приехать к бабушке вместе с мамой и сестрой и просто напечь пирогов. Бабушка говорит, ее день рождения всегда отмечали так:
– Никаких тортов, мать пирогов напечет, вот и весь праздник! Может, еще рыбы нажарит.
Мы так и задумали сделать. Вот уже замесили жилое тесто – дрожжевое, значит. И теперь его нужно положить в теплое место – сегодня как раз вышло солнце, поставили прямо на подоконник. Тесто должно подняться два раза, а бабушка должна не пропустить этот момент и убить его – рогатой деревянной палкой опустить обратно. Тогда тесто будет пышным. Бабушку так научила ее мама, а теперь бабушка учит нас.
Честно сказать, я прослушала остальной рецепт, потому что смотрела на солнце за окном. Как же давно солнце не было таким теплым! На улице все собаки лежали прямо на деревянных мосточках, которые мигом оттаяли. И мне хотелось туда. Мы с сестрой посидели на них, а потом придумали поискать весеннюю воду – где-то же она должна быть. Не поверю, что все-все вокруг подо льдом. Хотя бы один ручей должен пробиться.
И мы пошли в сторону деревни, где выросла наша бабушка.
А напротив то самое место, где мы с папой переходили реку.
Крепко связаны льдом два берега, но только зимой. В остальном давно живут порознь. Если бы здесь поставили мост, было бы всего ничего до райцентра, до города. И деревни за рекой не затухли бы. Сестра придумала посчитать мосты через нашу реку. Вспомнили только три, и все понтонные, то есть непостоянные.
Еще вспомнили рассказы бабушки о том, какой хлеб хорошашший пекли за рекой:
– До нашего берега такой ихний запах идет, что беда! Хоть за реку за хлебом ходи!
И добавляла обязательно:
– Зато у нас шаньги скусне! Самы скусны! А хлеб
