Птичка, успевшая улететь - Юля Артеева
С кухни вдруг выглядывает симпатичная шатенка и сообщает одобрительно:
– Моя девочка! На хрен ваших львов, у них там женщины общих детей воспитывают, пока мальчишка с гривой в тени отдыхает.
Я смеюсь, а она обтирает руки о полотенце и подходит, протягивая мне ладонь:
– Я – Даша. Не обращай внимания на этих великовозрастных дурачков.
– Дания. Можно Даня.
Боря радостно сообщает:
– Хорошо, наш Даня не пришел, а то бы запутались!
Бросив на него взгляд, понимаю, что он не стебется, просто говорит, что думает.
– Родя, вылазь! – вдруг кричит Николай. – Гости пришли, сколько можно в туалете сидеть?! Дания, пойдем за стол, мы шумные, но безобидные.
Атмосфера домашнего праздника быстро меня захватывает. Все постоянно шутят, смеются, беззлобно друг друга подкалывают. На кухне накрыт стол, тут и пицца в коробках, и роллы, и домашние салаты. На наших семейных торжествах Ба всегда готовила сама и каждый раз доставала хрусталь, но сегодня мне даже нравится, что вечеринка выглядит расслабленной и неформальной.
Коля с друзьями пьют что-то крепкое, Даша – вино, мы с Русом – сок. Родион и Боря порываются налить алкоголь и Капралу, но святой Николай так жестко их осаживает, что даже мне становится не по себе.
Но, пока я наслаждаюсь ощущением праздника, мой волчонок, кажется, злится. Сидя рядом с ним на кухонном диванчике, я ощущаю, насколько он скован и раздражен. Такое ощущение, что ему претит сам факт вечеринки.
Николаю говорят тосты. И если от поздравлений друзей я смеюсь, то Даша доводит меня почти до слез. Столько любви, уважения и трепета в ее словах, что мне почему-то становится больно. У меня не было примера здоровых отношений перед глазами, и мне кажется, что у этих двоих выросли бы ментально здоровые дети.
Мой папа пил, иногда чрезмерно, но это не было для меня травмирующим опытом. Наверное, другие его пороки все перекрыли. Поэтому меня не напрягает то, что отмечают день рождения эти люди. Почему-то ощущаю себя в безопасности. Это не алкогольный вечер, который закончится руганью и слезами. Это просто день рождения в узком кругу, где люди могут напиться и никого этим не ранить.
К тому же я вижу, как Николай цедит один бокал, бесконечно подкидывая в него лед.
Улучив момент, когда все заняты разговором, я подаюсь к Руслану и утыкаюсь лицом ему в изгиб шеи. Мне нравится, что под нежной кожей прячутся напряженные мышцы.
Он приобнимает меня за плечи и гладит по руке. Спрашивает:
– Все хорошо?
– Да. А у тебя?
– Тоже.
– Не похоже на то. Тебе некомфортно?
Он молчит. Потом целует меня в лоб и говорит:
– Да.
– Рус…
– А?
– Они не враги тебе… – шепчу ему на ухо.
Капралов хмурится, ведет плечом, отстраняя меня, говорит:
– Сейчас вернусь.
Провожаю взглядом его широкую спину и начинаю ковыряться вилкой в остатках салата на своей тарелке. Наверное, дядя предложил Руслану привести меня, чтобы он не чувствовал себя одиноко, но я со своей задачей не справилась.
– Он хороший парень, – говорит Николай, наклонившись ко мне.
– Я знаю.
– Но я никак не могу найти к нему подход.
– Может, нужно просто больше времени? – предполагаю. – Его мама умерла не так давно?
– Он тебе рассказал? В апреле. Снег еще лежал, когда хоронили. Русик даже не плакал. Да и я тоже.
Николай оглаживает свою бороду и ставит локти на стол. Мне хочется расспросить его подробнее, но я молчу. Интерес к такой личной теме кажется мне невежливым.
Но он вдруг говорит сам:
– Я виноват перед ним.
– Почему?
Дядя Руса пожимает плечами и отводит взгляд:
– У меня была возможность помочь раньше, но я этого не сделал.
– Он ни разу не говорил, что считает вас виноватым в чем-то.
– Может, в этом и проблема. Рус только одного человека винит во всем.
– Себя самого?
Николай кивает и улыбается. Потом крутит свой бокал с подтаявшими кусочками льда, накрывает его ладонью, когда Боря пытается ему подлить. Говорит мне со вздохом:
– Сходи за ним, Дань. Скажи, что хочешь домой. Пока он будет тебя провожать, я этих орлов выпровожу и уберусь. Пир во время чумы не удался.
Я киваю, поднимаясь. Но медлю и говорю:
– «Пир во время чумы» звучит плохо только в рамках фразеологизма. Когда я читала пьесу, я всех понимала.
– Лучшей девушки для Руса я даже придумать не смог бы, – говорит Коля, качая головой. – Он в дальней комнате, просто пройди через зал.
Иду в указанном направлении, испытывая угрызения совести. Не такая уж я хорошая, какой кажусь. Мне тесно от той роли, которой меня пытаются наделить.
Прохожу через небольшую комнату с телевизором и серым диваном. Тут все чисто и аккуратно, очень по-мужски сдержанно. В кресле у окна лежит пушистый плед, и мне почему-то кажется, что его сюда принесла Даша.
Дверь спальни Капралова прикрыта неплотно, так что, стукнув пару раз, я захожу. Он лежит на кровати, смотрит в телефон, но, увидев меня, тут же его откладывает.
– Я там никого не знаю, – говорю, кивнув себе за плечо.
– Извини… устал после тренировки, захотелось прилечь на пару минут.
Делаю вид, что верю, и демонстративно оглядываюсь:
– Значит, это твоя комната?
Здесь тоже ничего лишнего, только легкий пацанский беспорядок. Ноутбук на письменном столе, учебники неровной стопкой, олимпийка на спинке стула. Пахнет Русланом и его классическим парфюмом.
– Чем богаты, – отвечает он нейтрально.
– Мне нравится. Но как будто мало тебя.
– В смысле?
– Ну… – я снова обвожу комнату взглядом, – никаких фоток или фигурок, я не знаю…
– Каких еще фигурок?
Слышу, что напряжение уходит из его голоса, Капрал будто снова забавляется надо мной. Поэтому охотно подыгрываю:
– Эм-м… человек-паук? Дэдпул? Майкл Джордан? Что ты любишь?
Он, как я и ожидала, смеется:
– Такое твое представление о парнях, Даня?
Поворачиваюсь и смотрю на Руса в тот момент, когда он потягивается, а футболка задирается, обнажая живот. Я застываю. Под смуглой кожей мышцы не напряжены, только ненавязчиво очерчены. Он кажется мягким и беззащитным. Ассоциация с волчонком в моей голове такая сильная, что я вдруг думаю о том, что он показывает мне свое самое уязвимое место. Значит, доверяет? В грудной клетке все сжимается, а дыхание сбоит. Мне становится жарко.
– Чернышевская, – зовет Руслан тихо.
С усилием оторвав взгляд от его живота, возвращаюсь к лицу. Переспрашиваю тупо:
– А?
– Могу ли я утверждать, что ты засмотрелась?
Смотрю на то, как уголки его губ ползут наверх. Он закидывает руки за голову, кажется, специально не поправляя майку. Я сглатываю и




