Пусть она вернется - Синтия Кафка
– Что происходит? – сразу переходит в атаку моя сестра. – Обычно ты не стираешь сообщения.
– Откуда ты знаешь, что я его стерла?
– Я у тебя за спиной.
– Чего? – подскакиваю я и оборачиваюсь.
– Да нет, дурешка, – смеется она, и я смеюсь вместе с ней, изумляясь собственной наивности. – Я видела, что ты писала, а потом перестала. Что произошло? Есть новости?
– Расследование продвигается… но мы с Тимом поссорились.
– Что случилось?
Обычно я стараюсь не посвящать Селию в плохие новости, но на этот раз я в таком смущении, что мне совсем бы не помешал взгляд со стороны, поэтому рассказываю ей всю историю в деталях.
Мои пояснения сопровождаются потоком восклицаний сестры, и она подводит итог в соответствии со своими убеждениями:
– Если я правильно поняла, он скрыл правду, чтобы защитить тебя.
– Он сознательно мне врал, – уточняю я.
– Тим соврал тебе, потому что хотел как лучше, это не одно и то же. И ты сама говорила, что тебе нужно было время, чтобы принять правду.
– Да, но…
– Извини, что перебиваю, но даже если он сделал это по-дурацки, мне все равно кажется, что это мило с его стороны.
– Это совсем не мило! – упорствую я. – Он злоупотребил моим добрым отношением. Мы собирались проводить расследование вместе, а он соврал. Я больше не смогу ему доверять.
Сестра кусает губы, прежде чем ответить:
– Я не смотрела на вещи под таким углом. Ты права, он большой свинтус.
Ее фраза меня смущает – она всегда стремилась защищать Тима.
– Я не это хотела сказать…
– А я именно это. На твоем месте я бы взяла машину и уехала без него.
– Но я не могу так сделать!
– Конечно, можешь! Girl power, sister[10]! Одиночество послужит ему уроком.
– Но… он мне нужен.
Произнося эти слова, которые вылетели прямо из моего сердца, я осознаю, что простить Тима – это не одно из возможных решений, а настоящая потребность. Я не представляю себе жизни без него.
– Тебе никто не нужен, тем более он. Честно говорю, брось его.
Мои пальцы стискивают телефон. Неужели она не поняла, что я ей сказала? Я отказываюсь принять плохое отношение Селии к Тимоте.
– Ты слишком жестока, это так обидно. Он приехал сюда, чтобы не оставлять меня одну, и даже сейчас, когда я обвиняю его во вранье, Тим делает все, чтобы меня защитить. Если подумать, то он же договорился, чтобы нам открыли выставку, и сразу все рассказал, как только все вскрылось. В конце концов, он мой лучший друг…
Вопреки ожиданиям, Селия внезапно начинается сильно смеяться и смех даже переходит в икоту.
– Я не сомневалась, моя романтическая героиня. Немножко старой доброй психологии, и ты как на ладони.
– О, кнопка, ты гений, – смеюсь я с облегчением.
– Конечно, – улыбается Селия, показывая в очередной раз, что скромность – не главное ее качество. – А теперь слушай. Тим – прекрасный парень, и его вранье доказывает, что он беспокоится за тебя. Вы должны помириться, но я думаю, что тебе стоило бы предварительно поговорить с ним. Он должен понять, что с тобой нельзя так обращаться.
Селия поражает меня с каждым днем все больше и больше. Она растет, обретает уверенность в себе и взрослеет. И ее советы на самом деле точные и мудрые. Несмотря ни на что, наша размолвка не должна закончиться по щелчку пальцев, и я полагаю, что это Тим должен был совершить первый шаг.
Что он и делает пятнадцать минут спустя, положив передо мной коробку мармелада.
Я моргаю, пытаясь понять, что означает это послание, которое он хочет мне передать, и вдруг меня охватывает приступ дурацкого смеха.
– Я рад, что ты поняла великую мармеладную тайну, – говорит Тим с виноватой улыбкой.
– Не воображай себе ничего, я все еще обижаюсь. Но мне нравится ход твоих мыслей.
– Я прекрасно понимаю, что ты на меня обижена, но я сделаю все, чтобы заслужить прощение. Но не разговаривать друг с другом совсем тоскливо, так что… я искал символ мира. Конечно, голубь или оливковая ветвь были бы романтичнее…
– Ну, это тоже неплохой символ твоей капитуляции.
Он целует меня в макушку, обнимает и шепчет, как он жалеет о случившемся, и напряжение вдруг исчезает. Конечно, горечь еще не растворилась окончательно, но я не понимаю, как можно устоять перед его прикосновениями и его запахом.
– Ладно, – снова поднимаю я этот вопрос, когда мы собираемся завтракать. – Хотелось бы подвести итоги. Выходит, ты знал, что мы не найдем ничего ни в Эрбалунге, ни в одной из деревень, куда мы заезжали, так? А корсиканский певец тоже был в твоих планах?
Он округляет глаза.
– Нет! Клянусь. Я только попросил открыть выставку в Лури. И поскольку я не знал ничего о художнике, кроме имени, мне казалось, что нам повезет и мы могли бы случайно встретить кого-нибудь, кто знал Натали… Я не могу и самому себе объяснить, зачем скрыл это от тебя. Вернуться назад во времени невозможно, но уверяю тебя, что я кляну себя за это последними словами. Это глупо и противно.
– Я согласна, это была тупость. Но что сделано, то сделано.
Тень грусти пробегает по его лицу, однако, хотя мне бы очень хотелось его утешить, я пока не готова к примирению. Простить – ладно, но привкус горечи в глубине души так быстро не исчезнет.
– Ну, – повторяю я, – что дальше?
– Я оставил сообщение на автоответчике его агента, но он со мной пока не связывался. Ну, и нам надо снова найти номер на эту ночь.
– Ты знаешь, где живет его агент?
– Да, – отвечает друг, глядя на записи в своем телефоне. – Это в Чентури, в северо-западной части мыса.
– А художница? Ты не знаешь о ней ничего, кроме имени?
– Это сплошная тайна. У нее нет ни сайта, ни страниц в соцсетях. Поразительно, зачем ей вообще агент! Она бережет свою анонимность круче, чем Бэнкси.
– Да, и… Ты клянешься, что больше ничего не знаешь?
– Ничего, уверяю тебя.
У него совершенно честный вид, но ведь я и раньше была уверена, что Тим честен со мной… И как теперь понять, что он ничего не скрывает?
Я делаю глоток чая, и проговариваю мысли вслух:
– И ты всерьез занимаешься волонтерством? Это же с ума сойти! У меня к тебе столько вопросов…
– Что бы ты хотела знать? – спрашивает Тим, вгрызаясь в половинку печенья.
– Даже не знаю, с чего начать… Какие дела удалось
