Пусть она вернется - Синтия Кафка
– Это невозможно. Ты шутишь, правда? Скажи, что ты пошутил! Слушай, мы же ходили в мастерские, показывали фотографию… это все была ложь? Ты знаешь, где моя мать?
Он поднимает руки вверх, пытаясь отстоять свою невиновность.
– Я ничего не знаю, клянусь. Но у меня были контакты агента художника. Я планировал подсунуть его тебе сегодня, но встреча прошла не совсем так, как было запланировано.
– Как ты собирался это сделать? Выходит, ты разработал сценарий, даже не подумав обо мне и моих чувствах?
Вне себя я вскакиваю и в бешенстве бросаю камень в море. Он тонет, не подпрыгнув ни разу.
– Марго, я ничего не планировал. Ну, кроме этого визита, ведь иначе ты никогда бы не увидела портрет. Я понимаю, тебе нужно время, чтобы переварить все новости, поэтому не хотел перегружать тебя эмоционально. Отсюда и моя попытка немного замедлить ход событий. Продвигаться вперед… аккуратно. Но сейчас у нас с тобой одинаковая информация.
– Вовсе нет, – возмущаюсь я с горечью в голосе. – Я не понимаю, когда ты вдруг вообразил, что это была хорошая идея – сделать так, чтобы мы теряли драгоценное время.
– Мне казалось…
– И что же тебе там казалось?
Тимоте сглатывает.
– Ладно… это же как история с тем фургоном. Это не потеря времени, а наоборот. Я считал, что нам необходимо двигаться с твоей скоростью. Чтобы я не подносил тебе ответы на блюдечке. К тому же с профессиональной точки зрения у меня нет никакого права мешать личное с общественным, это вопрос этики. У меня нет доступа к делу Натали, я ее не искал, потому что в противном случае стал бы заинтересованным лицом. Тем более она запретила давать свой адрес.
– Если честно, то мне кажется, что все это полный бред. Я… я была уверена, что мы честны друг с другом. И вдруг обнаруживается, что все совсем не так, что ты врешь, ведешь двойную жизнь. Выходит, мне только казалось, что я тебя хорошо знаю.
По моим венам течет желчная обида. Если я не могу доверять человеку, которому я доверяла всю жизнь, значит никому нельзя верить. Словно вся моя жизнь была всего ложью.
– Понимаю, что все это кажется тебе ужасным, но уверяю, что все не так страшно, как ты сейчас думаешь. Если я что-то и скрывал, то только для того, чтобы тебя защитить, помочь, потому что…
Движением руки я останавливаю его объяснения.
– Остановись, Тим. Мне жаль, но с меня достаточно. Мне надо подышать, пройтись, побыть одной, без тебя.
Я ухожу, не оборачиваясь. Почти убегаю. И, пройдя всего несколько метров, ощущаю, что мое лицо все мокрое от слез. Я достаю из кармана телефон и осознаю, что единственный человек, способный меня успокоить в таком состоянии, это все тот же Тим. Это мой телефон спасения. В отчаянии я засовываю его обратно в карман.
Я возвращаюсь, уже успокоившись, хотя бы внешне. В конце концов, Тимоте мне ничего не должен. Мы ведь просто друзья. Правда, если и это не очередное вранье.
Увидев, что я возвращаюсь, Тим спешит ко мне со всех ног, преодолевая разделяющие нас метры.
– Все хорошо?
Не отвечая на его вопрос, я сажусь и спрашиваю:
– Почему ты стал волонтером именно в этой организации?
Я чувствую, как Тим напрягается от моего жесткого тона. Он садится рядом и пару секунд спустя вновь пытается оправдаться:
– По целому ряду причин. Я люблю всякие расследования, поиск зацепок, встречи с новыми людьми. Я считаю, что, помогая другим, ты помогаешь и себе. Но самая главная причина – это… ты.
Несмотря на боль, что-то, напоминающее сверкающие мыльные пузыри, радостно щекочет у меня внутри.
– Я?
Он кивает, уставившись куда-то за линию горизонта.
– Я хотел понять твои тревоги, и общение волонтеров с родственниками пропавших без вести позволило мне уловить некоторые реакции, идеи или мысли.
– И понять меня?
В тишине раздается его смех.
– Не совсем. Я знаю тебя почти с колыбели, но ты по-прежнему остаешься загадкой во многих отношениях, и это то, что мне в тебе нравится.
Я вздыхаю. Я понимаю его желание защитить меня. Это даже трогательно, но мне нужно переварить это предательство, поскольку именно так я это и воспринимаю. Как предательство.
– Я хочу вернуться в La Casa di Babbo.
– Хорошо, – соглашается он грустно, встает и протягивает мне руку, чтобы помочь подняться.
Я игнорирую его руку и встаю без помощи.
16
Я смотрю на восход, сидя на подпорной стенке. Ночью я почти не сомкнула глаз и покинула номер при первых проблесках дневного света.
Всякий раз, когда я в детстве дулась, мама говорила мне: «Не помирившись, не ложитесь спать». Фраза казалась мне непонятной, я осознала ее смысл, только когда мать пропала. Мы никогда не ссорились, но это было даже хуже. Наш последний разговор был до ужаса банальным. С тех пор я постоянно напоминаю отцу и сестре, что я их люблю – каждый раз, как возвращаюсь домой, на всякий случай
Тем не менее вчера мы с Тимоте заснули, не помирившись. С тяжелым сердцем я отказалась выслушать его объяснения, сославшись на чудовищную усталость – частично это было правдой. Было ощущение, что меня прокрутили в соковыжималке. Я не смогла заснуть из-за мыслей, которые крутились в голове.
Зачем Тим врал? Он считает меня маленьким хрупким существом, неспособным держать себя в руках?
Тем временем, глядя на окружающий нас умиротворяющий пейзаж, я вспоминаю вчерашнюю карту с предсказанием. Преимущество этих цитат в том, что их можно интерпретировать по-разному в зависимости от происходящего. «Столкновение с реальностью требует мужества. Принятие – доброжелательности к миру». Эта фраза, даже если в данный момент мне не хватает смелости проявить снисходительность, полностью соответствует признаниям Тима, а фраза, вытянутая из колоды сегодня утром – побуждает меня дать ему шанс объясниться.
Четверть восьмого. Я отправляю фотографию солнца в наш семейный чат и получаю от папы эмоджи смайлика со звездочками в глазах. Селия же отвечает в наш с ней личный чат.
«Крутой там у тебя пейзаж. Все в порядке?»
Я пишу в ответ несколько слов, сомневаюсь, стираю и выбираю более обтекаемый ответ. Но не успеваю нажать «Отправить», потому что телефон уже вибрирует в руке. Видеовызов.
