Общество самоубийц - Рэйчел Хэн
Потом пришла боль, жаркая, эгоистичная и требовательная. Внезапно от Лии ничего не осталось. Все ее мысли и чувства устремились в этот пульсирующий от боли кончик пальца, всем своим существом она хотела только одного — чтобы боль прекратилась. Она охнула и выпустила нож из рук.
Это длилось несколько секунд, не более. Потом Лия почувствовала, что снова может дышать. Жгучая боль превратилась в легкую, ноющую. Вытерев посудным полотенцем кровь с кончика пальца, она увидела, что кожа, которой мгновенно затянулась ранка, чуть светлее и более гладкая и мягкая, чем неповрежденная. Лия подняла руки перед собой, словно рассматривая новый маникюр. Кровь свернулась, кожа отросла заново, но палец все же был чуть-чуть короче, чем раньше, с плоским квадратным кончиком. Никто не заметит. Может, ничего и не случилось?
Тодд все еще разговаривал с Наблюдателями. Здесь же Наблюдатели! Лия заторопилась. Она принялась быстро и тихо избавляться от улик. Вымыла нож и разделочную доску, завернула посудное полотенце в пластиковый пакет и бросила в устройство для прессовки мусора. Вскоре кухня снова стала безупречно чистой.
Только неся миску с нарезанным луком к холодильнику, она заметила, что кольца порозовели. Кровь впиталась в их пористую мякоть, прозрачную и теперь почти человеческую на вид.
Глава двенадцатая
Кто-то принес его на урок «Покажи и расскажи». Он был белее белков ее глаз и мягче облачка, а нервно подергивающийся его нос напоминал влажный перевернутый треугольник. Дети осторожно и трепетно передавали зверька по кругу, даже высовывая при этом языки от усердия, и боялись лишний раз моргнуть. Звали его Домино.
Когда пришла ее очередь, Лия поднесла кролика поближе к лицу. Зверек был теплый и живой, он вертелся у нее в руках. Она чувствовала под плотью и мехом его изящные ребра, тонкие кости, которые переплетались, как детали головоломки, пряча подергивающуюся внутри тайну.
Лия провела пальцем вдоль его позвоночника. Копчиковые, крестцовые, поясничные, грудные, шейные, повторила она про себя. У человека в области спины более ста двадцати мышц, а у сколько у кролика?
Они учили про нервы, хрящи и скелеты на биологии, но тут было совсем другое. Она чувствовала, где в напряженных задних лапках зверька кость соединяется с сухожилиями, где заканчивается грудная клетка и начинается провисшее нежное брюшко. Она потрогала его уши, свернутые, как листья, а потом, взяв одно ухо большим и указательным пальцами, легонько потянула.
— Ну же, Рыба, — заныл кто-то, — давай быстрее. Ты здесь не одна.
Лия передала Домино дальше, ощутив укол потери, оттого что больше не чувствует в руках его мягкое тельце. Она смотрела, как одноклассники воркуют, гладят и нянчат кролика, а внутри нее словно горело крошечное пламя.
На перемене Лия прокралась обратно в пустой класс, осторожно прошла между разбросанными в проходах рюкзаками, неаккуратно отодвинутыми из-за парт стульями, валявшимися на полу кофтами и шарфами. Она отыскала троттер с кроликом и, не издав ни звука, открыла его.
Лия снова взяла Домино на руки и снова почувствовала гибкость и податливость его ребер. Словно клетка с волшебной птицей в какой-то сказке — легкие прутья из потускневшего золота изящно изгибались вокруг невидимого сокровища.
Она ощутила силу своих детских рук и сжала пальцы. Сначала легонько, таким движением, будто проверяла, насколько апельсин твердый. Домино завозился и задергался, пламя у нее в животе вспыхнуло жарче и ярче, и она нажала сильнее, еще сильнее.
Зверек пытался вырваться до тех пор, пока кости наконец не треснули и его маленькие черные глазки не вспучились, словно головастики. Кровь у Лии кипела, в груди пылало огнем какое-то странное чувство. Она сжимала руки все сильнее и сильнее, даже когда Домино уже замер и тельце его обвисло, даже когда ее ногти покраснели от крови.
Наконец жар утих. Лия слышала собственное дыхание, слышала, как стучит кровь у нее в ушах. Она слышала крики и смех одноклассников дальше по коридору — они сейчас сидели в кафетерии, ели обогащенный железом шпинат и яйца. Лия вдруг отчетливо представила, как заплачет Бетти, а все остальные будут в ужасе смотреть, как она держит на руках застывший комок меха. Может, и еще кто-нибудь заплачет.
Она представила, как во всем признается. Как помашет запачканными кровью ногтями перед носом у хорошенькой веснушчатой Бетти. Как Бетти перестанет плакать, а в ее кукольных глазах появится страх. Лию перестанут звать Рыба-рыба-рыба. И хотя весь класс давно втайне завидует золотистым кудряшкам Бетти и тому, сколько у нее дома разных пушистых зверушек, теперь одноклассники зааплодируют, восстанут и провозгласят Лию своей королевой.
Где-то в здании хлопнула дверь. От ее глухого удара сердце Лии опять застучало.
Никаких аплодисментов не будет. Ее запишут в Потенциальные угрозы, как темноглазого Денниса Чжана, который как-то раз, играя в догонялки, поставил подножку другому мальчику. Все дети, как положено, носили защитные щитки, но тот мальчик умудрился поцарапать лодыжку, и его родители пригрозили подать в суд. Деннис Чжан исчез. Ходили слухи, что его перевели в школу для недосотенных где-то во Внешних округах.
Лия гладила спутанный мех Домино, пытаясь осознать, что она натворила. Он мертв, сказала она себе. Я это сделала. Я превратила его в эту холодную липкую штуку. Лия подождала, но ничего не произошло.
Вентиляторы на потолке кружили над ней, как хищные птицы. Лия прикрыла дверцу пустого троттера. Вернувшись к своей парте, она достала из рюкзака аккуратно свернутый коричневый пакет с завтраком и, вынув из него чипсы из кейла и питательные батончики, засунула туда Домино головой вниз.
Коридор был восхитительно пуст. Лии казалось, что стук ее сердца эхом разносится по пустому проходу. Она все время ждала, что откуда-нибудь выскочит учитель или кто-то из одноклассников, что ее заметят, изобличат, поднимут крик. Она крепче сжала бумажный пакет потными руками.
Лия шла по коридору словно призрак, под коленками у нее выступал пот, челка слиплась. Мусорный контейнер стоял за школой. Приподнимая его скрипучую крышку, Лия задумалась, не полагается ли ей что-нибудь сказать — она видела, что убийцы в кино так делают. Он был хорошим кроликом и любил, когда его гладят, что-нибудь такое. Но стоило только подумать про сопящий нос зверька и его бархатистую шерстку, и в Лии пробуждалось то же чувство, что и раньше — странный жаркий
