Бледные - Гектор Шульц
– Все по классике панка, – заметил Славик. – Даже потолок обоссан.
– Угу. И кому-то насрали на коврик, – согласился я. Розанов улыбнулся и вдавил до упора пожелтевшую от времени кнопку звонка. За дверью, оббитой дерматином, тут же раздалась скрипучая трель, а еще через мгновение она распахнулась, и я увидел улыбающегося Макса.
– О, какие люди, – воскликнул он, крепко пожимая протянутые руки. – Заходите, заходите. Я уж думал, что вы не придете.
– Мужчина сказал, мужчина сделал, – важно заявил Славик, разуваясь в прихожей. – Ярослав, конечно, покривлялся, но тоже не устоял.
– Ты мертвого заебешь, – вздохнул я, скидывая ботинки и осматривая прихожую. Вполне себе обычную прихожую, заваленную чужой обувью, пахнущую потом и кожей.
– Дуйте на кухню. Я сейчас, – ответил Макс, указав рукой направление, после чего умчался в гостиную.
На кухне было многолюдно. Хватало, как знакомых лиц, вроде Насти Блодвен, Шакала, Васи и Андрея, так и незнакомых. На подоконнике и вовсе восседал худенький паренек в очках с бородкой клинышком. Он о чем-то увлеченно разговаривал с высокой девушкой в футболке с принтом альбома «Лакримозы», но, увидев Славика, расплылся в улыбке, как хозяин квартиры парой мгновений назад.
– О, Славик. Привет, – он протянул руку и Розанов пожал протянутую ладонь. В своей излюбленной манере. Очень быстро и дергано, после чего вытер свою руку об штанину.
– Знакомьтесь, – ответил Славик. – Мой друг Ярослав.
– Колумб, – представился паренек. Я на миг задумался, а сколько ему лет. Можно было бы дать и пятнадцать, и двадцать пять.
– А почему Колумб? – тихо спросил я и, сконфузившись, покраснел, услышав громкий смех остальных готов. Колумб улыбнулся, но ответила за него Блодвен.
– Первооткрыватель, потому что, – усмехнулась она. – Тот Колумб Америку открыл, а этот на качовое музло полгорода подсадил.
– Факт, – хрипло протянул Шакал. Чуть подумав, он почесал подбородок и добавил. – Меня он на The Exploited подсадил.
– А мне Fields of the Nephilim кассету подогнал, – кивнула Настя. – Ох, бля. Я б на этих ковбоев как залезла, так и не слезала бы вечность.
– Ну, не для всех же я первооткрывателем был, – смутился Колумб. Странно, но мне он сразу понравился. Было в нем что-то живое, теплое и искреннее. Как в Максе.
– Нет, конечно, – согласился Андрей. – Меня ты барабанами подкупил. Я как за установку сел, так пропал. А Колумб знай себе о парадидлах трещит, сбивках и двойной бочке. Как тут устоять?
– Никак, сладенький, – улыбнулась Настя. Повернувшись ко мне, она приподняла бровь и спросила. – А ты где пропадал? Пана Пиписевича терзал, мечтая обо мне?
– Да, дела были, – отмахнулся я и облегченно выдохнул, когда на кухню вошел Макс, неся в руках две бутылки вина.
– Налетай, – скомандовал он. – Фрейя у бабки из погреба умыкнула. А с приличными людьми не грех поделиться.
– Ну, тут не грех предложением воспользоваться, – кивнула Настя. – Это не винцо, а жидкая кровь.
К вину не притронулся только я. Все еще свежи были воспоминания о шланге и маминой тяжелой руке. К счастью, пить меня никто не заставлял. Вино было разлито по кружкам и стаканам и, не успел я моргнуть, как тут же было все выпито. Фрейя – очень толстая девчонка в черном балахоне In Extremo, довольно улыбалась и сама, не стесняясь, налегала на вино. И пусть я не пил, все же мне было в кои-то веки тепло и комфортно. Был правда один вопрос, который я решил задать Васе, сидящей рядом со мной на табурете. В этот раз Василиса решила отказаться от обтягивающих платьев и была одета в обычные черные джинсы с уймой цепей и заклепок, и простую черную футболку с длинными рукавами.
– Вась, можно вопрос? – тихо спросил я, пользуясь моментом, что все слушали Колумба, делившегося с народом новостями из мира тяжелой музыки.
– Ага, давай, – так же тихо ответила она.
– А почему «Черная месса»? Ну, сборище ваше так называется вроде. Мне Славик сказал.
– А, вон что, – улыбнулась она. – Так наши называют сходки для своих. Ты разве не заметил, что народа здесь, в сравнении с впиской у Слепого Пью, в разы меньше?
– Заметил.
– Не подумай, никаких ритуалов и жертвоприношений тут не будет. Разве что Настя кого-нибудь утащит в свободную комнату, – вздохнула Вася. – А Черная месса потому… Ну, типа абы кого сюда не зовут, а остальные сразу понимают, что мероприятие особое, закрытое. В нашей же компашке позеров много, а Макс таких на дух не переносит. Романтика смерти и все такое – это, конечно, хорошо, но многие с этим перебарщивают. Понимаешь?
– Частично.
– В общем, на Черные мессы зовут только близких. Бывает, что кто-то левый просачивается, но это редко и не у Макса точно. Тут только свои.
– Вроде понял.
– Хорошо, – снова улыбнулась она. – Так что не волнуйся и отдыхай. Если тебя позвали на Черную мессу, то считай, что ты свой теперь.
– Не совсем, – хрипло добавил Шакал, услышав наш разговор. Он поджал губы, затем глотнул вина и добавил. – Клятву крови принести надо. Чтоб точно своим стать.
– Какую клятву? – побледнел я.
– Крови, – буднично повторил он. – Берешь нож, в полночь режешь ладонь, сцеживаешь кровь в бокал. Потом в бокал добавляют вино и пускают по кругу. Так ты поделишься своей кровью с другими, соединишься, так сказать, и физически, и духовно…
– Не слушай этого ебанько, – встряла Настя, пихая хихикающего Шакала в плечо. – Такой хуйней только малолетки промышляют. Наслушаются своей попсы и давай по рукам лезвием рисовать и пиздостраданием заниматься.
– Но рано или поздно кровь всех повяжет, – усмехнулся он. Чем-то Шакал напоминал понурую, мокрую горгулью. Он и притягивал, и отталкивал от себя одновременно. – Кого-то только невзначай коснется, а кто-то в ней утонет.
– Так, хуйню не неси, – рявкнула Настя, вызвав всеобщий смех. Судя по всему, к чудачествам Шакала все давно привыкли. Да и он, не сдержавшись, махнул рукой и рассмеялся. Только мне вот смеяться не хотелось. Было в его последних словах что-то
