Мама, держи меня за капюшон! - Людмила Лаврова
– Что?!
– Мама сказала, чтобы ты пришла к нам после уроков. Торт печет. Говорит, что ты его заработала!
– Мама? – Арина улыбнулась так радостно, что учительница глянула на них, призывая к порядку.
– Мама! – твердо и уже нисколько не сомневаясь ответила подруге Маша.
Большие надежды
– Бей!
– Пап, я не могу!
– Я сказал тебе – бей! У меня не будет расти хлюпик! Если не можешь, то ты мне не сын! Бей!
Санька зажмурился. Отец уже кричал, распаляясь все больше и больше, а Дункан забился за будку и скулил, понимая, что вот-вот его хозяин сделает то, что от него требуют.
Дункана было жалко до слез, но Санёк не мог позволить себе заплакать. Случись это – и пиши пропало! Собаку он может вообще больше не увидеть. Отец суров. И спорить с ним бесполезно.
– Бей!
Жесткий приказ снова ударил наотмашь, и Санёк вдруг вспомнил маму. Ее лицо почти стерлось из его памяти, ведь виделись они в последний раз, когда он был еще совсем маленьким. Года три ему было, что ли… Но вот голос… Голос Саша помнил.
– Сашенька, сынок, не надо! Не будь злым… – мама отводила руки маленького Саши от цыплят, которых так и хотелось потискать хорошенько. – Они маленькие. Им может быть больно…
Цыплята не прятались от Сашиных ладошек. Доверчиво топтались рядом с ним, пищали, и их было почему-то жалко. Эта жалость кололась остренько, но почему-то дарила тепло. Тепло, которого Саша почти не знал, живя с отцом…
Дункан был совсем немаленьким. Из крохотного щенка, каким его когда-то принес в дом отец, он давно превратился в крупного пса с мощными лапами, широкой грудью, которая без труда выносила доски в заборе по воле хозяина, и смешными лохматыми ушами. И все же пес смотрел на Санька с испугом, понимая, что вот-вот маленький Хозяин поднимет палку, которую бросил на землю большой Хозяин, и будет больно. Что такое палка, Дункан знал хорошо. А вот то, что маленький Хозяин может ее поднять на него… Верить в это совсем не хотелось.
– Если ты сейчас же не сделаешь того, что я сказал, то получишь сам! За свою собаку! Понял?
Голос отца стал совсем ледяным, и Санек открыл глаза. Распахнутая дверца машины, изодранное старое сиденье, которое Дункан уничтожал методично и усердно в течение часа, пока Санек с отцом обедали, и гневно сведенные брови родителя, который готов был к тому, чтобы всыпать по первое число кому угодно – хоть хозяину, хоть псу, лишь бы успокоиться. И решение, которое пришло вдруг само собой, без всяких усилий.
Саша поднял палку и протянул ее отцу:
– Бей, пап. Меня! Не Дункана! Он же не виноват, что ты дверцу не закрыл?! И помнит, как ты его в этой машине в посадку увез и там привязал, когда сердился в прошлый раз. Он мой! И отвечать за него буду я сам!
Голосок Саши звенел на весь двор, и за соседним забором зашелся сначала лаем Полкан бабы Маши, а потом ему завторила Белка Степана Ивановича. Соседи, привыкшие к тому, что собаки попусту не брешут, вышли во двор, и отец шикнул на Санька:
– Живо в дом! Потом разберемся!
Дункан, почувствовав неладное, перестал скулить и зарычал тихонько, но тут же замолчал, после того как палка, которую швырнул в его сторону большой Хозяин, отскочила от крыши будки и упала рядом с машиной.
– В этот раз я тебя завезу так, что домой ты не вернешься.
Голос большого Хозяина был тих, но Дункану стало так страшно, что он вновь почувствовал себя маленьким щенком, готовым обмочиться от одного только неласкового взгляда.
Впрочем, кроме Саши, на него никто и никогда не смотрел ласково. Только маленький Хозяин иногда гладил его или приносил что-то вкусное явно из своей тарелки. Лакомства эти были простыми. Кусочек хлеба или сосиски, печенье или половинка конфеты. Но тем дороже стоили они для собаки. Саша не знал, что можно давать собаке, а что нельзя, угощая ее тем, что выбрал бы в качестве лакомства для себя. С тех пор, как отец выгнал Дункана из дома и посадил на цепь, общался Саша со своим мохнатым другом, только когда этого никто не видел. На ночь отец спускал собаку с цепи, и тогда Саша чаще бегал «по делам» в дворовый туалет, чтобы хотя бы мимоходом погладить Дункана и шепнуть ему что-то на ухо.
Тяжелая, обитая понизу железом дверь хлопнула, и Дункан снова заскулил тихонько, не обращая внимания на снег, который повалил крупными хлопьями, старательно укрывая будку, дорожки и самого Дункана белым покрывалом. Дверца машины, которую большой Хозяин так и не закрыл, стараясь хоть немного проветрить пропахшую куревом машину, манила к себе, словно призывая закончить начатое, но Дункан отвернулся, застыв словно изваяние рядом с палкой, чуть не ставшей причиной раздора с маленьким Хозяином. Ударь Саша Дункана, как знать, смог бы пес простить его?
Сумерки прокрались во двор, размывая очертания сараев и деревьев в саду. И только небольшое окно кухни светилось уютно и приветно, обманчиво обещая покой и тепло дома.
Но ни того, ни другого там не было.
– Санька, ужинать!
Отец все еще сердился, и Саша мышью юркнул на свое место за столом и уткнул нос в тарелку.
– Еще раз такое повторится – не обижайся! Научу уму-разуму! А Дункана твоего завезу. Надоел он мне! Глупее собаки я не видел. Пользы никакой, а вреда – слишком много. Все! Я сказал! – отрезал отец, когда Саша вскинулся, едва сдерживаясь, чтобы не разреветься. – Нюня! Я думал, что у меня сын, а не девица! Утрись! И посуду вымой, как доешь! Я – спать. На работу рано…
Отец швырнул свою жалобно звякнувшую тарелку в раковину и вышел из кухни.
А Саша кинулся к окну, пытаясь разглядеть будку и сидящего рядом с ней Дункана.
– Не отдам! – билось где-то глубоко. – Он мой! Не отдам!
Дункан, превратившийся уже в небольшой сугроб, словно почувствовал, что маленький Хозяин зовет его. С трудом поднялся, отряхиваясь, и натянул до упора цепь, пытаясь подобраться ближе к окну кухни. Ни скулить, ни, тем более, лаять он не рискнул. Будить большого Хозяина не позволялось никому.
Саша, скорее почувствовав, чем увидев это движение, подался ближе к окну так, что нос коснулся холодного стекла.
– Дункан… Не бойся! Я… Все сделаю!
Решение созрело у него мгновенно. Если нельзя
