Всклянь - Коля Андреев
Мать позвонила, мать поговорила. Мать успокоила – все хорошо, волноваться не о чем. И жить будет. И ничего серьезного, говорят. Перепугались, идиоты малолетние, наркоманы, москвичи богатые, кто там поймет, мамаша, там даже смысла не было неотложку вызывать. Пусть полежит три дня. Прокапаем – не узнаете.
– Да я знаю, что ты хороший. – Мать улыбалась. – И что любишь ее. Но куда это катится?.. Ты же сам понимаешь, что это болезнь? Давай я тебя к психологу запишу. Давай, я сама ходила, мне помогло прям. Давай запишу?
Дима пожал плечами.
– У меня тут полно. Вот, давай выпьем, что ли. Сделаю сангрию. Не хуже, чем в этой, Испании, знаете ли.
Она поставила на стол огромный кувшин, из морозилки вынула лед в пакете.
– Ты смотри, учись. Будешь нам делать.
Нарезала апельсин. Скинула все в кувшин. Достала бутылку бренди, полила им дольки.
– Согласись, у меня фигура лучше все же, чем у нее. На фитнесе пашу каждый день. Каждый! Прикинь!
Штопор послушно вкрутился в пробку. Движения слишком выверенные, слишком обыденные, как будто ежедневные.
– Она в отца. Поэтому несуразная. Я вот – ну попа же, а? Скажи? Потрогай, чувствуешь жир? Нет его!
Красное вино полилось на апельсин и лед. Пшикнула бутылка «Швепса». И туда же.
– Лучше забудь ее. Не отдам тебе. Испортит она все. Тебя испортит.
Длинная металлическая ложка размешала сангрию, поднимая ошметки апельсинов вверх.
Диме в лицо тыкнулась обнаженная грудь. Он отвернулся.
– На, давай, покажи, как это!
Она вложила ему в ладонь лезвие. Дима раздвинул пальцы, чтобы оно упало вниз.
– Дурак ты. Дурак. Смотри на меня. Посмотри, я же мечта. Вот, подожди, вот, теперь смотри. Голая перед тобой стою. Пойдем. Выпей. Вкусно? То-то же. Вкусно, да? Вкусно? Господи, какой ты костлявый. Дай поглажу. Какой ты! Крепкий, сильный! Крепкий! Ты такой… Такой… На, выпей еще, ты перенервничал. Я ничего не сделаю, не буду, все, успокойся. Не плачь. Такой здоровый, а плачешь. Ну все, все, все. Вот, смотри, я порезалась. Что же делать? Полечишь? А? Стой!
Дима выбежал в коридор, ноги не хотели влезать в кроссовки.
– Я все ей расскажу! – кричала она. – У тебя встал на меня! Я чувствовала! Скажу, что пьяный на меня накинулся! Беги-беги! Отцу ее пожалуюсь! Он за нами приедет! Звонил, сказал, что все знает! Что любит меня опять! У него! Везде! Люди! Понял? Беги, сука!
Дима застыл перед раскрытой дверью.
– Не мешай нам жить счастливо! Не мешай!
Он побежал. Улицы не хотели говорить, где вокзал. Прохожие сторонились. Он еле уехал из этого города только рано утром. Небо нависло над вокзалом, внутри облаков разлились чернила.
Через полгода Ева поменяла аватарку в телеге: теперь на фото она была не одна. Люди в кружочке улыбались – Ева, ее мать и какой-то загорелый мужик в кепке Barcelona. Все заливало солнцем.
Воровка
Она сводит его с ума так, что он все время повторяет ее имя. Вслух.
Черт! Имя! Вот с чего следует начать.
Виталик вошел в ЗАГС на Ленина. Пышное здание в мраморном жабо. По привычке успокоил себя, прошептав: «Отрекаюсь скандалить», хотя внутри метался пожар. В нужном кабинете две женщины – одна в синем пиджаке, другая в кремовом – уставились в допотопные мониторы. Виталик почувствовал, что на хрупкой бумажке с заявлением вот-вот появится мокрое пятно от его ладони.
– Развод? – спросила та, что в синем. – Давайте.
– Мое имя… – Виталик хотел продолжить «наводит ужас». И засмеялся: – Смена имени. Не развод.
– А… – Подбородок кивнул в сторону кремового пиджака так, что с него осыпалась пудра.
Протянул бланк.
Глупое сердце, не бейся.
– Сергей? Виталий – Сергей? И все?
– Угу.
– А вчерашнюю помнишь, Софа? Вот молодой человек-то ладно, Виталий – Сергей. А она-то? Галина и Галина. Что такого. А меняет на Серге-ю! Серге-я! Сергея! Ну что такое? Сергея! Подумать только…
Виталик послушал свое поганое сердце. Оно яростно просилось выпрыгнуть. Так было, когда он хотел купить тот двухтомник в букинистике, смотрел на него каждый день, а когда наконец получил зарплату и пришел забрать книги домой, оказалось, что «буквально за час вот до вас, да-да, девушка, красивая такая, ага-ага, вот пришла и купила».
Он достал бумажник, вынул тысячную купюру и положил ее прямо на клавиатуру, под нос той, что в кремовом пиджаке.
– Пожалуйста, мне адрес, телефон, все, что есть. Вот этой вашей Сергеи.
⁂
И вот он ходит у ее дома, повторяя вслух: «Сергея, Сергея». Вглядывается в силуэты всех женщин, в лица, глаза и губы; ждет, что ее выдаст то ли грустная улыбка, то ли почти безумный блеск из-под черных – да, он убежден, именно черных – бровей. Ни одна не она. Никто не похож. Тогда пальцы, не с первого раза попадая по кругляшам с цифрами, наконец набирают ее номер, и он под долгие гудки в трубке шепчет: «Сергея, Сергея, Сергея».
⁂
Первый секс был про неловко натянутый презерватив, и он видел себя ее глазами – скорченный, сконцентрированный, беспокойные руки, волнистые волосы свисают так, что лица не видно, наверное, две полоски на животе, видно ли их в этом полумраке, он не знал. Потом все так, осторожно, он старался, и она подыгрывала, они выдавливали из груди какие-то «о», Сергей положил мокрую ладонь на грудь Сергеи, сжал, сжал сильнее, получил в ответ более громкое «о», навалился всей тяжестью, вот так, да, все.
Они курили на кухне, когда он предложил еще вина, вторая бутылка красного, давай пить залпом, по полстакана, хулиганы. Когда в пачке оставалось два стика, он сорвал с нее полотенце, и второй секс был про пожирание. Сергей укусил Сергею за шею, легонько, но бедра под ним дернулись, она укусила его грудь, достаточно сильно, так, что боль как-то разбежалась по телу. Он ойкнул и вцепился рукой в ее зубы, пальцы залезли в рот, Сергея сжала челюсти, и – вот так, да, все.
Пьяные пошли гулять. Рязань спала. Он начинал, говорил первые строчки, она подхватывала. Не было ни одного стиха, которого кто-то из них бы не знал.
– Тебя правда уволили из-за Поэта?
– Да, я решил презентацию по продажам сделать в стихах. Целиком. Не зашло, клиент что-то там наговорил, ну, знаешь, что это цирк, а не консалтинг, меня попросили. Пока перебиваюсь фрилансом.
– А я так и не сделала клуб. Хотя нет, сделала. Просто туда два раза приходили…
– Старые бабки?
– Ага.
– Понимаю! И ты больше не делала?
– Больше нет. В инсте[2] завела акк. У меня тридцать тысяч подписчиков.
– Ни хера себе!
Через пять минут он забрался на крышу железного гаража, увидев полную луну. Погрозил той кулаком, расстегнул ширинку и попросил Сергею встать так, чтобы с ее ракурса было видно, как он обоссыт спутник Земли.
– Я хочу тебя, хулиган! – сказала Сергея, когда он слез. И они побежали обратно к нему домой.
Третий секс открыл Сергею правду.
Она вытащила его ремень из джинсов и попросила двумя руками затянуть вокруг горла: «придуши меня». Самые громкие «о». Он отстраненно наблюдал за процессом. Превратился в механическую игрушку. Просто делал туда-сюда и то сжимал ремень, то разжимал, а Сергея орала, и он боялся, что все слышно соседям. Она зарыдала, выскользнула от него, вся сжалась, оттолкнула его ногой, засунула между ног подушку, пятерней потянула себя за волосы. Сергей стоял на коленях, сдувался на глазах и хотел прошептать «я тоже хочу», но промолчал. Тогда, в ту их первую ночь, он и понял: она бессовестно крадет его жизнь.
⁂
Она писала диссертацию по Поэту, а он монографию. То есть шансов опубликовать свой труд у Сергеи было гораздо больше, но что такое диссер – так, никому не нужный толстый
