Кайран Вэйл. Академия Морбус - Игорь Углов
Мы с Бэллой и Леоном продолжали заниматься рутиной: лекции, практикумы, наши полуофициальные «проверки» (теперь тщательно избегающие центральных зон). Но за этим внешним слоем нормальности кипела работа. Леон рылся в архивах, пытаясь найти хоть какое-то упоминание о принципах работы «Редуктора», любые свитки, записи о его обслуживании. Бэлла составляла карты патрулей, циклов активности Сердцевины, расписания дежурств старших архивариусов — всё, что могло создать окно возможностей. Я же тренировался. Тренировался до изнеможения, до головной боли и кровавых носов, под её неусыпным, строгим взглядом.
Она превратилась в самого безжалостного тренера. Её страх за меня трансформировался в ледяную, почти садисткую требовательность.
— Снова, — её голос звучал как удар хлыста в тишине комнаты семь. — Ты дрожишь. Дрожь — это вибрация. Вибрацию почувствуют. Ты должен быть гладким. Холодным. Как вода в колодце подо льдом.
Я стискивал зубы, вытирал пот со лба и снова погружался в медитацию. Задача была чудовищно сложной: создать не просто иллюзию слабого магического поля, а полное, абсолютное его отсутствие — ту самую «мёртвую тишину», что исходила от Редуктора. Но не как пассивное состояние, а как активный щит, оболочку, которую можно накинуть на себя по желанию. Мой дар сопротивлялся. Голод воспринимал эту задачу как противоестественную — зачем создавать пустоту вовне, когда можно просто поглотить всё внутри? Но Бэлла была неумолима.
— Он ищет не магию, — объясняла она, расхаживая передо мной. — Ищет аномалию. Разрыв в узоре. Твоя натуральная пустота — такой же разрыв, как вспышка пламени в темноте. Ты должен стать не тьмой, а фоном.
И я пытался. Я представлял, как моя внутренняя пустота не расширяется, а сжимается, уплотняется в сверхплотное ядро где-то в центре грудной клетки, а всё остальное пространство моего тела и ауры заполняется… ничем. Совершенно нейтральной, инертной субстанцией. Это было похоже на попытку удержать в сознании одновременно и форму вазы, и форму кувшина, не давая им слиться. Боль от умственного напряжения была острой, жгучей.
«Она гонит тебя на убой,» — проворчал как-то Голос, наблюдая за одной из таких мучительных сессий. — «Эта „невидимость“ — иллюзия. Система, если захочет, найдёт тебя по отсутствию шума, как находят пробоину в корабле по тишине, где должен быть скрип дерева.»
Как же мне не хватает его советов, и поучений. От древнего Голоса осталась лишь память как его наследие.
— А есть вариант лучше? — мысленно огрызнулся я, чувствуя, как под веками пульсирует боль.
«Стань настолько громким, чтобы твой шум слился с общим рёвом. Стать частью системы. Но это… опасно другим образом.» — повторяла Бэлла.
Стать частью системы… Мысль вызывала тошноту. Но Бэлла, как всегда, указывала на неприятную правду. Наша партизанская война могла иметь только один конец — открытое столкновение. И к нему нужно было готовиться не только умением прятаться, но и силой.
Именно в этот момент напряжённого затишья пришёл Сирил.
Он вызвал меня не через кристалл, и не через посыльного. Он появился сам, в дверях комнаты семь, как раз когда мы с Бэллой заканчивали разбор карт патрулей. Его появление было настолько бесшумным и внезапным, что даже Бэлла вздрогнула, не успев скрыть мгновенную вспышку паники. Я просто поднял голову и встретил его каменный взгляд.
— Вэйл. Ситцен, — кивнул он, входя и закрывая за собой дверь. Его движения были экономичными, лишёнными всего лишнего. Он обвёл комнату взглядом — карты на столе, прибор Бэллы, блокнот Малхауса (заботливо прикрытый пустым листом), — но не прокомментировал ничего. — Ваш проект демонстрирует… усердие. Частота и детализация отчётов возросли.
— Мы стараемся быть полезными, — ровно ответила Бэлла, мгновенно вернув себе маску вежливой, деловой ученицы.
— Полезность — понятие растяжимое, — Сирил остановился напротив стола, положив ладони на спинку свободного стула, но не садясь. Его серо-зелёные глаза изучали меня, будто рентгеном. — Можно быть полезным, выполняя конкретные задачи. А можно — предоставляя информацию. Стратегическую информацию.
В комнате повисла тишина. Я чувствовал, как Бэлла рядом со мной замерла, превратившись в статую.
— Я не понимаю, о какой информации идёт речь, — осторожно сказал я.
— О настроениях, — чётко выговорил Сирил. — О тенденциях. О тех подводных течениях, которые не отражаются в официальных рапортах, но которые определяют климат в стенах академии. Вы, двое, имеете уникальный доступ. Вас видят. О вас говорят. К вам… тянутся. Даже если вы этого не хотите. Вы — необычный магнит. И магниты притягивают не только пыль, но и железные опилки. Мелкие, но показательные.
Он сделал паузу, давая нам понять, что это не предположение, а констатация факта.
— Дом Костей, — продолжил он, — это прежде всего аналитический центр. Наша сила — в информации. В её сборе, проверке, интерпретации. Внешняя разведка — удел Шёпотов. Внутренняя… это наша прерогатива. И сейчас, в свете последних событий, внутренняя ситуация требует особого мониторинга.
Я медленно кивнул, всё ещё не понимая, к чему он ведёт, но чувствуя ледяную тяжесть нарастающей угрозы.
— Вы предлагаете нам стать… информаторами? — спросил я, и в голосе моём прозвучала невольная горечь.
Сирил чуть склонил голову.
— Я предлагаю вам выполнять свою основную функцию как адептам Дома Костей и Дома Шёпота. Наблюдать. Анализировать. Докладывать. Только сфера вашего наблюдения будет несколько… специфична. Вас интересуют аномалии в неживых носителях. Я же прошу вас обратить внимание на аномалии в поведенческих паттернах. На странные разговоры. На формирование неформальных групп. На внезапные изменения в лояльности. Всё, что выходит за рамки обычной студенческой жизни или междомовых трений.
— И зачем нам это? — встряла Бэлла, её голос был гладким как шёлк, но под ним чувствовалась сталь. — У Дома Костей и так есть сеть осведомителей. Старшекурсники, дежурные…
— Сеть есть, — перебил её Сирил, не меняя тона. — Но она слепа к тому, что находится прямо перед её лицом. К тому, кто стал частью студенческого фольклора за одну ночь. Люди говорят при вас иначе, Ситцен. Они забывают осторожность. Они видят в Вэйле диковинку, феномен, но не шпиона. Это даёт уникальный угол обзора.
Он наконец сел, положив руки на стол, сцепив пальцы. Его поза была открытой, но от этого не становилась менее угрожающей.
— В обмен на ваши доклады, — сказал он, глядя прямо на меня, — вы получите моё личное покровительство. Моё прикрытие. Ваши… отклонения от учебного плана, ваши самостоятельные исследования — всё, что вы делаете в рамках своего любопытства, останется, между нами. Более того, я могу обеспечить доступ к тем архивам, которые обычно закрыты
