Такси за линию фронта - Станислав Кочетков

И трех минут не прошло — УАЗик, и в нем известная в ополчении личность. Сам документы мне отдал, мол, свободно следуйте, желаю счастливого пути. И тут же:

— А попутчиков не возьмете?

А я ему в ответ:

— А Мухе хоть какую-нибудь технику не поставите? А то у него вообще ничего нету, даже велосипеда гнутого, сначала хотел у меня отжать, потом про раненых вспомнил.

— А я никогда не думал, что сказочный пионер Волька торгуется, как еврей на базаре!

— Вай-вей, восточный базар он такой базарный базар даже на востоке, в Донецкой области! Да и я ж по-пионерски, я ж не себе, я ж для Мухи!

— Ну, если для Мухи, то лады! Пятый! — пулеметчику, — вот эту УАЗку с шофером — к Мухе! И сам там с ними останься, у него с пулеметчиками плохо. Научишь кого найдешь, кого сможешь! А мы — поехали?

— Поехали!

И вот уже сзади расположились трое с оружием и рюкзаками, и опять моя «пандочка» рвет капотом пространство, проглатывая колесами километры дороги. Наскоро объяснил пассажирке, мол, с такими попутчиками нам теперь сам черт не брат, потому едем до Донецка, не до Горловки. Смело и за те же деньги. Хотя могу высадить и в Горловке, как уговаривались. Иначе — звоните, согласовывайте, где вас в Донецке подберут.

Она тогда долго смотрела на меня очень задумчивым, недоверчивым взглядом. Видно, искала, где же и в чем же я ее использую. Или кидаю. Или не я, но и меня, и ее. И ушла «в кустики», но с телефоном. И когда вернулась, сказала одно слово: «хорошо». А где — это уже потом, в Донецке.

Еще разок нас обстреляли между Пантелеймоновкой и Ясиноватой, но я-то если и ждал гадости, так именно тут: укропы очень близко. Все пристегнулись, всех покачало змейкой, на скорости сто двадцать это, конечно, опасно, но… но вероятность, что мы опрокинемся сами, была гораздо выше, чем та, что в нас попадут.

Первыми машину покинули ополченцы. Как только проскочили Ветку (очень трудно, психологически почти невозможно, так долго и опасно гнав за сотку, сбросить в городе скорость ниже сотни… вот и у меня это в реальности получилось лишь на трамвайных путях на Ветке), попросили «не гони и прижмись вправо», потом «вот сюда, на Экономическую», и внутри промзоны все трое и вышли.

Смотрю на пассажирку — мол, куда теперь? А она, видно, вконец задрессированная этой нашей поездочкой, без слов понимает:

— Я точно не знаю, но можно по Артема в сторону ДМЗ?

По Артема так по Артема, не вопрос. Вернулись на Киевский проспект, нырнули под мост, вырулили на Артема, идем даже в каком-то потоке машин, потому, кажется, вообще не спешу, всего семьдесят. Правда, как-то так получается, что всегда успеваю самым первым.

Ей звонок.

— Вас просят не спешить. За нами не успевают.

О как, думаю, на семидесяти — и не успевают! А хрена ли тогда такие машины заводить, чтоб на семидесяти не успевать? Но сам еще больше сбрасываю. И уже после НИИ травмы, не доезжая Мира, вижу громадный черный фордовский внедорожник, конечно, с грузинскими номерами. И эти ребята как-то очень осторожно и аккуратно пристраиваются вслед за нами, отдавливая весь остальной поток машин, и просительно начинают мигать правым.

Я, конечно, матюкнулся в голос, мол, остановка и стоянка запрещены, на знаки им плевать, что ли? — но как-то сразу и парковочный карман нашел свободный. Карман на две машины, а на нем «Ниссан x-trail», и тоже с грузинскими номерами.

Тут ей звонят, а я в голос:

— Да понял я уже весь развод, пусть из ниссана все выйдут и двери открытыми оставят, а форд дальше проедет, там еще карман должен быть. Ну или за поворотом направо встанет, там парковочных мест много.

А она в телефон:

— Вы все услышали? Вы все поняли?

А из телефона, который на громкой, с непередаваемым донецко-макеевским акцентом:

— Йез, май коммандер!

И тут же из ниссана вышли трое. И, паркуясь, я успел внимательно осмотреть девственно-пустой салон японца.

Запарковался. Двери свои открыл — а чувствую, что внутри бурлит, бьется, мается и не отпускает. Прямо сил никаких, не то что выйти из машины, просто оторваться от руля. А пассажирка из салона выпорхнула, и на шею одному из них, и, кажется, плачет — с фига ли? Ведь нормально же доехали, еще и с каким ветерком.

Тут другой из троицы, тоже толстый, кажется, толще меня, только низкий и квадратный, как-то вдруг пафосно и очень всерьез мне:

— Огромное спасибо! Вы не поверите, наблюдать за работой профессионала само по себе удовольствие, но наблюдать за филигранной работой на грани возможности… Когда профессионал формирует возможность самой своей деятельностью — это высший пилотаж! Мое почтение и бесконечное уважение! Спасибо!

— Да не за что, не перехвалите, мы же договорились! А уговор дороже денег, как известно.

— Да, вот ваши деньги! Тут чуть больше, не столько, сколько надо бы, но чем могу.

— Эй, — чуть не кричу, — а свои деньги из моего салона вы забрать не хотите? Все разбежались, все разнюнились и рассиропились, а то, что барышнины клунки остались, под пассажирскую сидушку наполовину засунутые — так и надо? Смотрите, я деньги получил, значит, что, могу спокойно ехать?

Не, «громом пораженные», это сильней, чем «утро стрелецкой казни», плюс немая сцена из «Ревизора». Как они сначала застыли, потом как они дернулись, как они те пакеты, которые пассажирка нервно ногами пинала, а ополченец берцами топтал, извлекали бережно из-под сидушки и разглаживали!

Я любовался и в голос ржал, и вот в эту-то минуту и понял, что все, что закончилось, что отпускает. Что я приехал, и этой поездке конец.

На этот раз всё…

Потом я встретил их, пассажиров той поездочки, каждого.

Первым — которого в багажнике вез. Встретил в Москве, на площадке досмотра при входе в некое общественное здание, то ли торговый, то ли развлекательный центр. Я только вышел из метро, где меня тоже проверяли и ничего не звенело (ну, кроме предъявленного к досмотру), а тут — на тебе! Уже в пятый раз я проходил через рамку металлодетектора и ума не мог приложить, чему же там звенеть, когда прибыл вызванный еще после второго прохода командир, капитан Росгвардии. И вместо того, чтобы