Ученик доктора Менгеле - Роберта Каган
Отец, в одежде, пропитанной потом, с лицом, измученным многими годами тяжелой работы, посмотрел на сына, и его глаза вспыхнули. Старик пожал Эрсту руку, а потом схватил его в медвежьи объятия. Эрнсту очень хотелось бы остаться дома и помогать им в пекарне. Они нуждались в нем, но он не мог этого сделать. Мечта стать доктором звала его за собой, и он был не в силах сейчас от нее отказаться.
Проходя по маленькому городку, где он вырос, Эрнст заметил, что и здесь уже поселились антисемитские настроения. На стене он увидел плакат: черноволосый кудрявый мужчина с большим носом пытался заманить белокурых голубоглазых детей в темную комнату, где кипел котел. Были и другие плакаты с девизами вроде «Никогда не доверяй еврею». На зданиях развевались нацистские флаги. В пивном саду, куда они с отцом пошли как-то после обеда, Эрнст услышал, как люди открыто говорят о своей ненависти к евреям. Они выдавали ложь за правду: ложь о том, что евреи отвечают за поражение Германии в мировой войне. Ложь о том, что евреи – враги немецкого народа. Эрнст знал, что все это неправда, и хотел бы иметь больше мужества, чтобы рассказать им о своих еврейских друзьях, но не смел. Он просто сидел молча, попивая свое пиво.
Он чувствовал себя виноватым, предавая своих друзей. Но все равно хранил молчание. Неделя с родителями прошла восхитительно. Мать готовила его любимые блюда: картоффельпуффер – картофельные блинчики, хрустящие снаружи и мягкие внутри, и домашнюю колбасу – слегка острую, которую начиняла так, что оболочка хрустела, а еще, конечно, шпецле – сырные клецки. Время быстро летело, и с каждым днем сердце Эрнста ныло все сильней в предчувствии разлуки. И вот каникулы закончились, и он опять стоял на платформе, ожидая прибытия поезда, и родители рядом с ним.
Когда Эрнст вернулся в университет, еврейские друзья приготовили ему пирог, чтобы отпраздновать его день рождения. Они правда ему нравились – он наслаждался их компанией. И хотел, чтобы для них все складывалось по-другому. Иметь друзей было самой приятной частью жизни в кампусе. Но он знал, что должен и дальше дистанцироваться от этих юношей. Водить с ними дружбу опасно для его репутации. Здорово иметь друзей тут, в кампусе. Товарищей, с которыми можно поговорить, на кого положиться в случае необходимости. Но, к сожалению, я должен держаться в стороне. Если бы только они не были евреями!
Глава 4. Сентябрь 1938 года
Эрнсту никогда не звонили на работу. Поэтому, когда пекарь сказал, что ему звонят, он в недоумении уставился на него. Его охватила тревога. Когда он брал трубку, его руки дрожали.
– Алло! – сказал Эрнст.
– Эрнст, это фатер. Мутти очень больна. Ей совсем плохо. Ты можешь приехать домой?
Как я поеду домой? У меня нет денег. Я не могу вернуться. Я все потратил, когда ездил на день рождения. А даже и будь у меня деньги, как же лекции? Их нельзя пропускать. Но я нужен маме. Я должен найти способ. Что мне делать?
– Эрнст?
– Да, фатер.
– Время на исходе. Ты должен приехать как можно скорее.
– Я найду возможность, – сказал Эрнст. Сердце у него сжалось.
Повесив трубку, он обратился к пекарю, слушавшему его разговор.
– Я должен поехать домой. Должен попасть туда как можно скорее. Моя мама очень больна. Я понимаю, что о многом вас прошу, но вы не могли бы занять мне немного денег? У меня совсем ничего не осталось. Я потратил все сбережения, чтобы поехать домой пару месяцев назад.
Старый пекарь побарабанил пальцами по деревянному столу.
– У меня тоже почти нечего тебе одолжить. Дела идут плохо, а в прошлом месяце еще и крыша протекла, как ты помнишь. Пришлось платить за ремонт.
– Да, я знаю. Сколько бы вы ни дали, это очень поможет.
– На сколько ты собираешься уехать?
– Не знаю. Хотел бы знать!
– Я понимаю. Не волнуйся, работа будет тебя ждать, когда ты вернешься.
Пекарь отпер сейф в дальнем углу и открыл дверцу. Он протянул Эрнсту несколько рейхсмарок.
– Прости, это все, что я смог отложить. Я бы с удовольствием дал тебе больше.
Эрнст кивнул.
– Спасибо вам, – но этого мало. Не хватит даже на билет в один конец.
День выдался нелегким. Наконец, Эрнст закончил смену и вернулся в свою комнату в общежитии: слабый, перепуганный за мать, изволновавшийся, что она умрет до того, как они повидаются.
– Ты ужасно выглядишь, – сказал Ансель, как только Эрнст вошел. Он собирался уходить на лекции, но, увидев Эрнста, остановился и отложил книги. Внимательно посмотрел на друга: – Что с тобой такое?
Эрнст рассказал Анселю все. Ансель слушал, не перебивая. Эрнст знал, что Ансель опоздает на занятия.
– Тебе пора. Лекции начинаются.
– Да, я знаю. А ты идешь?
– Не могу. Я все равно не смогу сосредоточиться, – ответил Эрнст.
– Понимаю тебя. И сочувствую. Но не волнуйся, Эрнст. Я посмотрю, что смогу для тебя сделать, – Ансель похлопал Эрнста по плечу.
Остаток утра и вторую половину дня Эрнст сидел в комнате и глядел в окно. Обхватив руками голову, он думал о матери: вспоминал сказки, которые она ему рассказывала, и песни, которые пела, когда он был маленький. Вспоминал штрудели, которые она пекла на Рождество, и ее смех, наполнявший дом. Слезы текли у него по щекам. Я не должен был тратить время в университете, пока мог проводить его с ней. Так бы и сделал, знай я заранее, что нас ждет, – думал он.
В половине пятого Ансель вернулся с другими студентами, их еврейскими друзьями. Он вошел в комнату и протянул Эрнсту конверт.
– Мы все хотим тебе помочь, поэтому… в общем, тут деньги. Думаю, их хватит на билет туда и обратно, – сказал Ансель. Он похлопал Эрнста по плечу.
Эрнст взял конверт. У него на глаза набежали слезы.
– Даже не знаю, как вас благодарить.
– Все в порядке. Не надо благодарностей. Мы знаем, что ты это ценишь. У нас у всех есть семьи, и мы понимаем, как тебе сейчас тяжело. Возьми деньги и сегодня же езжай домой. Садись на следующий поезд и отправляйся к матери.
Эрнст кивнул. Потом еще раз их поблагодарил. Торопливо побросав вещи в чемодан, он надел пальто
