Ученик доктора Менгеле - Роберта Каган
Примерно через месяц, в пятницу вечером, Ансель пригласил Эрнста на ужин шаббата с их друзьями, студентами-медиками.
– Я переговорил с остальными ребятами, и мы решили, что здорово будет позвать тебя на шаббат. Мы идем в маленький ресторанчик в городе. Они не трубят об этом на всех углах, но там подают кошерные блюда. Поэтому мы иногда туда ходим. Хочешь присоединиться? Думаю, тебе понравится, – сказал Ансель.
– Нет, спасибо. У меня нет денег на рестораны.
– Ничего страшного. Мы все скинемся понемногу и заплатим за тебя. Ребятам ты нравишься, и мы все хотим, чтобы ты пошел. Давай же, пойдем, будет здорово, – настаивал Ансель. – Это кошерный ресторан, а я, как ты знаешь, не соблюдаю кошер. Но мне нравится вкус традиционных еврейских блюд. А там, насколько я слышал, подают мои любимые, которые делала бабби: картофельные латкес, грудинку, голубцы… – он облизнулся. – Уверен, ты будешь в восторге.
Но Эрнст отказался. И не потому, что не хотел идти, конечно, хотел. Он представлял себе, как здорово будет куда-нибудь выбраться в компании единомышленников. Но он боялся, что другие студенты, неевреи, увидят его в городе в обществе евреев, да еще и в еврейском кошерном ресторане. Эрнсту было все равно, что они евреи. Для него это не имело значения. Но он знал, что, если его увидят с ними, на него ляжет пятно, и боялся, что это повредит ему при поисках работы после университета. Я и так подвергаю себя опасности, сидя с ними за обедом за одним столом, – думал он. – Евреев все считают изгоями. Я уже говорил себе, что пора покончить с этой дружбой, чтобы самому не оказаться изгоем. Если бы у меня хватило храбрости завести друзей среди не еврейских студентов, это было бы куда полезней в дальней перспективе. Очень жаль, что придется порвать с этими ребятами, потому что они мне нравятся. Они ко мне добры, и мне с ними комфортно. Но в действительности я рад, что я – не один из них. И я знаю, что мои родители тоже скажут: дружить надо с людьми своей породы. Чистокровными немцами, арийцами, как нас теперь стали называть. Но я чувствую себя гораздо ниже любого чистокровного арийца. Я не красавец, не атлет. Да еще это чертово заикание! Просто не представляю, как бы я заговорил со студентами-арийцами! Но каким-то образом это придется сделать.
Когда в выходные он отправился в город купить продукты, то увидел группу студентов-арийцев с медицинского факультета, сидевших в уличном пивном ресторане. Они болтали, смеялись и пили темное немецкое пиво. Вот моя возможность завести друзей, – подумал он. – Как бы мне набраться храбрости, подойти к ним, представиться и заговорить. Но Эрнст не смог заставить себя это сделать, боясь, что начнет заикаться, и они высмеют его. А потом, кто знает, какой-нибудь парень вроде Отто узнает о моем заикании и будет издеваться надо мной до самых выпускных экзаменов. Лучше держаться особняком. И потихоньку отойти от евреев.
Перед отъездом в университет родители дали Эрнсту немного денег, какие смогли скопить. Однако он понимал, что этой маленькой суммы рейхсмарок надолго не хватит. Он был рад, что учеба оплачивается стипендией, но ему требовались деньги на расходы, а это означало, что надо искать работу. Единственное, что он умел делать, – помогать родителям в пекарне. Поэтому как-то утром перед лекциями он пошел в одну из пекарен в городе спросить, нет ли там работы.
– У меня большой опыт. Мои родители держат пекарню, – сказал Эрнст, стараясь держаться уверенно. – Я буду работать за меньшую оплату, чем любой другой подмастерье, какого вы сможете нанять. Видите ли, я студент, и мне очень нужны деньги. Я могу приходить по утрам, на рассвете, и замешивать тесто. Но к десяти часам я должен быть в университете.
Пекарь почесал свою лысую голову.
– Да, помощник мне не помешает. Здоровье уже не то. Старею, – сказал он и добавил со вздохом: – Да еще и открываться по утрам надо очень рано. – Пекарь оглядел Эрнста и сказал: – Ладно, я возьму тебя на работу, но много платить не смогу.
– Платите, сколько вам по силам. Это все равно больше, чем у меня есть сейчас.
– Значит, мы договорились. Приступаешь с завтрашнего утра. Тебя устраивает?
– Да, конечно. Я приду, – ответил Эрнст. Он был счастлив, что у него появятся деньги.
Глава 3. 1938 год
Эрнст привык к своему графику. Он просыпался на рассвете, работал в пекарне, а к десяти часам бежал на занятия. Потом быстро обедал в столовой перед вечерними лекциями. После лекций успевал немного вздремнуть и шел на ужин. Пока другие студенты пили и встречались с девушками, он сидел за учебниками и часто засыпал прямо за столом. Иногда просыпался среди ночи, лежа лицом в раскрытой книге, и перебирался на кровать. Но очень скоро наступало время вставать, и все начиналось снова.
Ранние подъемы и работа по утрам выматывали Эрнста. Но с годами он завоевал доверие пекаря, который теперь позволял Эрнсту самому отпирать лавку по утрам. Эрнст нуждался в деньгах, но в медицинской степени – еще больше, поэтому, что бы он ни делал, он не допускал, чтобы его оценки страдали. Он стал меньше времени проводить со своими друзьями-евреями. Обедал бутербродом, который съедал на ходу, на перемене; у него не было времени сидеть в столовой и обсуждать с приятелями то, чему их учили. Ужинал он в кафетерии при университете, тоже один, наскоро, чтобы вернуться в свою комнату и продолжить заниматься.
Поначалу он скучал по дружеским разговорам со студентами-евреями. Очень скучал. Раньше у него никогда не было друзей, и они стали важной частью его жизни. Но он напоминал себе, что это, возможно, к лучшему; они евреи, и очень хорошо, что он меньше общается с ними. Они по-прежнему приглашали его на свои обеды и групповые дискуссии, но Эрнст был слишком занят; он не мог туда ходить, даже если хотелось. Одиночество, которое он испытывал всю жизнь, на некоторое время отпустило его, но теперь вернулось снова, и ему хотелось, чтобы все было по-другому. Однако Эрнст напоминал себе, что у него есть цель, есть мечта, и нельзя, чтобы что-нибудь помешало их осуществить.
В то лето он накопил достаточно денег, чтобы сделать родителям сюрприз, и на неделю приехал домой отпраздновать свой день рождения. Он был счастлив повидаться с семьей. Когда он вошел в пекарню, родители оба работали.
