Чемодан из музея партизанской славы - Марк Яковлевич Казарновский

Понимали они, нутром чуяли, что все может произойти. Все вдруг – перемениться. А вот тогда-то пачечку писем можно и передать адресату, ежели он в живых будет. Правда, уверенности в последнем почти не было. Но, как говорится, чем черт не шутит.

Поэтому письма собирались, а так как прочесть на этом диком идише было некому, то и дожидались они итоговой выгодной сделки, когда их кто-нибудь востребует и могут быть хорошо проданы.

Все состоялось неожиданно. В 1946 году в штеттл приехала группа американских корреспондентов. Что-то они все выспрашивали да вынюхивали. Народ, чужое захвативший, заволновался. И предложили бесхитростные обыватели эту увесистую пачку писем забрать. Потребовав, чтобы американские корреспонденты о семье, что сберегла письма в лихие годы, не забыла, и в прессе их, то есть, семью, упомянули самым лестным и выгодным образом. И еще просили, чтобы недвижимость за ними была закреплена навечно. Что и было обещано. Да вот как же! Ничего эти противные щелкопёры о семье не написали. Кроме разве того, что была приведена фотография дома Фишманов с «издевательским» комментарием:

«Дом предпринимателя Фишмана, незаконно захваченный жителями городка после переселения еврейского населения в гетто».

Вот и верь им!

* * *

Письма же опубликовала вначале небольшая газетка в Канаде, затем вдруг за них ухватилась пресса Нью-Йорка, Лондона и Парижа. Совершенно не зная, что и семья Фишманов жива и здорова, и Фиму можно разыскать, и – главное, нарушено святое правило не вторжения в частную жизнь добропорядочного американского налогоплательщика. А это уже и судебные разбирательства, и иски, и, главное, штрафы и компенсации. В общем, «картина маслом».

* * *

Но пока суть да дело, приводим некоторые письма из еврейской газеты «Дшуишь тудей», что малым тиражом выходит в Детройте. Перевод с идиша любезно выполнен Ольгой Ивановной Орловой.

Письмо №1. Апрель 1939 года.

«Дорогой Фима! Слава нашему Господу Богу, мы наконец, начинаем обустраиваться. А тебе все еще предстоит, поэтому я пишу, как все происходит. Когда ты из правоверного еврея и предпринимателя в момент превращаешься в американского гражданина, и желательно – бизнесмена. Спасибо, кстати, господину Колумбу. Хотя многие его ругают. Но, с Божьей помощью, все по порядку. Кстати, не забудь, в мае, как ты знаешь, отмечается Шавуот – дарование Торы. Мы обещали быть верными Торе и эта вера ведет нас. Не забывай, особенно, как я понимаю, в эти трудные и страшные в Европе времена.

Мы загрузились на пароход удачно. И дети были послушны, и Фейгеле поплакала в меру. Все-таки еврейские жены наследственность помнят и через столетия чувствуют – как пришла пора переезжать или бежать, или скрываться – стоны и слезы в сторону. Поэтому-то мы и берем в жены только евреек.

Надеюсь, и ты, Фима, не нарушишь наших заповедей и под хупу приведешь шейне мейделе[34].

На пароходе мы расположились в самом низу. Окон нет и душновато. Но я решил экономить – ведь неизвестно, что там нас ждет. Хотя все соседи по эмиграции радостно заявляют: «За неделю в Америке ты становишься богатым, а далее только мед с молоком. Сидишь в шезлонге и смотришь на океан».

Ну не идиоты ли?

Матросы сразу принесли нам много пустых ведер. Конечно, мы решили, что это для нужд грешных, но оказалось, для этого есть туалет. Называется он почему-то гальюн. Запомни, Фима, пригодится. Ведь две недели в лучшем случае.

А с ведрами вот что получилось. Просто нас всех вдруг начало тошнить. Сильнее всего женщин, что было понятно, ведь у них это бывает, ну, когда, ты сам понимаешь. Не маленький уже.

Но тошнило и мужчин, то есть, нас. И детей. В общем, можешь себе представить. Всех, всех, и украинцев, и галичан, и венгров, и литваков. И богоизбранных, но, видно, Господь морскую качку не учел при создании евреев. В общем, как говорится, тошним, но едем. Вернее, плывем.

* * *

Прошло две недели, дорогой Фима. Я продолжаю это первое письмо тебе. Мы и скучаем. И волнуемся. Из Польши газеты такие новости нам преподносят, что хоть стой, хоть падай. Мы скорее падаем, чем стоим.

А что ты думаешь. Оказалось, герман, культурный европейский герман, можно сказать, первая нация в Европе по культуре и технике, что вытворяет! Жгет книги, заставляет носить знаки Давида и вообще.

Фима, Фима! Как убивается мама наша, что не знает, где ты и что с тобой!

В общем, плывем. Вечером собрались мы, польские евреи, на молитву. Я достал свой талес. Фейгеле зажгла свечу. Тихонько начинаю читать да оглядываться. Уж извини, видно вековая привычка, бояться, въелась в душу. Оглядываюсь! Вижу, на меня смотрят и другие: галичане, поляки, литваки, чехи. Да еще сколько нас набили в трюмы жадные капитан и старпом[35].

И вдруг польский ксендз и говорит:

– И не стыдно вам, полякам, веру отцов забывать сразу после отъезда с родных земель. Кто на вечернюю молитву, подойдите, добрые паны.

А вслед и все другие загалдели. И литваки, и венгры, и все другие.

Очень все напоминает ковчег нашего Ноя.

Теперь читай внимательно, ибо мы уже прибыли на какой-то остров у Нью-Йорка и начинается самое главное. Проверка врача и документы. Мы прошли, слава Богу нашему хранителю, а тебе еще предстоит.

Конечно, как в каждом таком путешествии за другой жизнью, случаются и небольшие происшествия, и случаи иные, которые подчас рушат и семьи. И жизни.

С нами все обошлось. Правда, врач сделал замечание, что сестрички твои, мои дочери, Шейка-Броха и Ривка (дай им женихов светлых), так вот, видите ли, они недостаточно упитаны. Их, мол, надо подкормить. Это все нам толмач-еврей переводил. А взгляд у него – блудливый. Увы, Фима, я и ответить достойно не мог, ибо идиша никто из чиновников не понимает, а американским мы еще не владеем.

Поэтому я и не мог пожелать этому доктору, чтобы его дети питались так, как мои девочки. И что мои девочки не худые, а стройные.

Короче, закончилось все хорошо.

Правда, чиновники почему-то выписали нам документы, изменив и фамилии, и имена. Ну да Бог с ними, уж ежели мы назвались американцами, то и полезли в кузов.

Но ты это все учти.

Теперь я не Фишман. А Фишер. И зовут меня Джозеф. Вот так, коротко.

Фейгеле моя стала Фаней, Борух называется Беном. Девочки стали: Шейна – Саррой, а Ривка почему-то Ребеккой.

Да ладно, мы получили документы и