Арабская романтическая проза XIX—XX веков - Адиб Исхак
Я тоже все ждала ответа от прохожих. Многие смеялись мне в лицо и проходили мимо. Это потому, что они не понимали меня. А те немногие, которые останавливались и отвечали, лишь укрепляли мое упорство, разжигали во мне пламя, усиливали мою печаль.
О детище Вавилона, родины чародейства и колдовства, что означают твои символы? Почему меж твоих лап высечены потайные ступеньки, ведущие к подземному ходу, что протянулся и исчез в неведомых глубинах пирамид? Почему сердцу твоему доверены ключи от врат потустороннего мира, в котором прорицатели внимают сокровенным голосам божеств? Почему никто не знает тайны твоей души, кроме твоих губ, плотно сжатых на протяжении многих веков?
На губах твоих застыла улыбка, но они не отверзлись и ничего не изрекли. Что означает эта улыбка? Подтверждает ли она мою правоту или мое заблуждение? А может быть, в ней сожаление о крови, пролитой на алтарь самопожертвования, в которой растворилось все низменное; или она означает, что все существующее ничтожно по сравнению с тем, что грядет после?
Вот твой Нил — животворная влага природы; все поклоняются Нилу от его истоков до устья, за его щедрость и постоянство его разливов.
Понимаешь ли ты, почему он летом становится красным? Откуда берется его плодородие?
Постигаешь ли ты смысл той геометрической фигуры, которую являют собой вечные пирамиды? Ты, которого халдеи{108} изваяли раньше, чем изобразили знаки зодиака?
А знаешь ли ты, для чего служили эти пирамиды? Были ли они маяками в пустыне или гробницами фараонов, оборонительными крепостями или хранилищами сокровищ, местом свидания влюбленных или торжественного собрания, где Озирис вершил суд над усопшими?
Известно ли тебе, почему при пеленании мумий в них вкладывали папирусы с иероглифическими письменами, почему клали их в саркофаги и гробницы?
Ведомо ли тебе значение водяной лилии и цветов нильского лотоса, плавающих по водам священной реки? Для нас, несведущих, это все лишь символы жизни, которая повелевает нами.
А ты? Неужели здесь ничто не привлекает твоего взора, и потому ты погружен в бесконечное безмолвие?
Или ты видишь во всем этом лишь то, что видим мы? Быть может, ты следишь за движением божьего перста, направляющего в сторону севера магнитную стрелку, которая увлекает за собой солнечную систему и созвездия? Или ты производишь смотр войскам огня и мрака, армиям неподвижных звезд и бегущих по своим орбитам планет, полчищам пространства и времени? А может быть, ты пытаешься прочесть слово «жизнь», начертанное пером мировых законов, буквами солнц и комет, звездных туманностей и галактических миров? Или тебя приводит в изумление божественный поток, текущий из-за пределов бытия и образующий эфир, воздух, огонь, воду и материю? Подобно тебе, мы наблюдаем и ждем, ждем и наблюдаем. А знаешь ли ты, чего мы ждем и чего ждут склоняющиеся над нами горизонты? Мы — пленники вечной тьмы, которую время от времени пронизывают лучи света. И мы готовы считать их предвестниками осуществления наших надежд. Но они не что иное, как обманчивый мираж. Еще более сгущается тьма, а мы продолжаем ждать; колебаться и ждать.
Ты уже наполовину погребен в песках, наступающих на тебя, но по-прежнему глядишь на восток и улыбаешься. А на нас нападают бедствия, нас губят несчастья, но мы по-прежнему ждем и надеемся.
Правда ли, что твоя загадка — загадка веков? Правда ли, что человек сделал тебя своим символом, подобно тому как он сотворил богов по образу своему и подобию?
От тельца он взял бока — чрево инстинктов, символ молчаливости; от льва — лапы, горячий нрав, — символ смелости; от орла — крылья, летящие в безграничную даль, — символ знания; от себя же, от своего человеческого образа, он дал тебе голову, что указывает на разум и сознательную волю, побеждающую природные инстинкты, вожделение и иллюзии.
И почему же, вложив в тебя качества, присущие ему самому, он не добавил к ним все остальное? Почему твоя улыбка никогда не бывает отражением его постоянно обновляющихся надежд? Быть может, он подобен тебе, потому что ты подобен ему? Быть может, у него самого где-то в глубине прячется сфинкс, вечно обращающий свой взор к небесным высотам, и всякий раз, встретив зарю и восход, он ожидает появления новой звезды и восхода нового, более яркого солнца.
Перевод В. Блондина.
АБУ-ЛЬ-КАСИМ АШ-ШАББИ{109}
ЧТО НАДО ПОНИМАТЬ ПОД ПОЭЗИЕЙ, И КАКОВЫ ЕЕ ИСТИННЫЕ КРИТЕРИИ
Люди часто говорят о поэзии и часто декламируют стихи. Поэт и художник, историк и философ, монах в монастыре и отшельник в келье, юноша-школьник и девушка-затворница, пастух средь лесов и гор и жнец меж колосьев и снопов, моряк, борющийся с волнами, воюющий с бурей в маленькой лодке, — все они рассказывают о поэзии много различных историй, приписывают ей удивительные свойства, и язык, которым они говорят о ней, приближает то, что в душе у каждого, к вершинам истинной поэзии. Все они читают стихи в часы одиночества, напевают их, когда остаются наедине с собой и слушают бесконечные повести своего сердца. Но если бы ты спросил любого из них о поэзии, о том, как понимает он это маленькое слово, языки бы их онемели, губы беспомощно дрогнули, и ты бы увидел улыбки, порой растерянные, порой насмешливые, порой наивные, наполненные ощущением радости бытия.
Поэзия! Разве о поэзии спрашивают?
Поэзия — это сама жизнь. Она заключена в красоте жизни и ее безобразии, в ее тиши и шуме, в спокойствии и буре, во сне и пробуждении, в каждом ее образе и каждой ее краске.
Поэзия! Разве о поэзии спрашивают?
Поэзия, друг мой, это то, что ты распознаешь в гуле ветра и реве морей, в смущенной улыбке цветка, над которым жужжит пчела и порхают мотыльки, в щебете птицы, который уносится вдаль, в звоне мечтательного ручья, напевающего среди полей, в шуме бурной реки, устремляющейся к морю, в восходе солнца и в угасании звезд —
