Фолкнер - Мэри Уолстонкрафт Шелли
Глава XXII
— Как вам известно, приехав в Ланкастер, я не обнаружил там Хоскинса. Следуя оставленным указаниям, я отправился искать его в Лондон и через некоторое время нашел. Он занимался своими делами, и условиться о встрече с ним оказалось не так уж просто; однако я проявил настойчивость и наконец попросил его поужинать со мной в кофейне. Он оказался уроженцем Рейвенгласса, жалкого городишки на морском побережье Камберленда; я хорошо знаю это место, так как оно находится недалеко от Дромора. В Америку он эмигрировал еще до моего рождения и через некоторое время обосновался в Бостоне и занялся торговлей; дела привели его в Англию, и он решил заодно навестить своих родственников. Те по-прежнему жили в своем унылом Рейвенглассе; окна их дома выходили на мрачный берег, грязь, болота и далекие холмы, обманчиво казавшиеся обитателям равнин зелеными и благодатными.
Хоскинс обнаружил, что его мать, которой исполнилось почти сто лет, еще жива. С ней жила его овдовевшая сестра и дюжина детей от мала до велика. Он провел в их компании два дня и, естественно, расспросил, что нового случилось в округе за время его отсутствия. Прежде он вел дела с управляющим поместьем в Дроморе и видел моего отца. Когда он эмигрировал, сэр Бойвилл только женился. Хоскинс спросил, как дела у помещика и его жены. Поскольку наша несчастная судьба в этих краях известна каждому простолюдину, ему поведали и о таинственном побеге моей матери, и о моих скитаниях и поисках, и о награде в двести фунтов любому, кто поможет прояснить ее судьбу.
Вначале он не придал этому значения, но наутро смекнул, что может получить эту сумму, и написал мне письмо, а поскольку меня описали ему как скитальца без постоянного места проживания, он написал и моему отцу. Когда я увидел его в городе, ему, кажется, стало стыдно, что из-за него я проделал такой путь.
«Можно подумать, это вы, а не я, явились за наградой, — промолвил он. — Некоторые усилия ради такого шанса потратить стоило, однако, глядишь, вы сочтете, что не стоило утруждать себя столь далекой дорогой ради моих скудных сведений».
Наконец я подвел его к сути нашего разговора. Оказалось, что много лет назад он одно время жил в Нью-Йорке и случайно познакомился с человеком, недавно приехавшим из Англии; тот просил его совета по поводу трудоустройства. У него было немного денег — несколько сотен фунтов, — но он не хотел вкладывать их в торговлю или покупку земли, а желал найти место с достойным заработком, сохранив свой небольшой капитал. Странный способ распорядиться временем и деньгами — тем более в Америке! Но именно этого хотел незнакомец; он сказал, что ему будет неспокойно, если он лишится возможности в любой момент использовать свои небольшие накопления и эмигрировать в другую страну. Его звали Осборн; он был умен, смекалист и добродушен, но не отличался ни трудолюбием, ни принципиальностью. «Однажды он оказал мне услугу, — сказал Хоскинс, — оттого не хочется плохо о нем отзываться, но раз он в Америке, а вы здесь, вреда ему не будет. С момента нашего знакомства он высоко поднялся и в данный момент служит у нашего консула в Мексике. Многого он мне не рассказывал, но пару раз мы вместе ездили на Запад, и в ходе долгих разговоров я постепенно кое-что о нем узнал. Он путешествовал и воевал в Ост-Индии; повсюду его преследовали неудачи, в Бенгалии ему пришлось совсем скверно, и помогла ему лишь доброта друга. Тот был гораздо выше его по статусу; он его выручил и оплатил билет в Англию, а когда вернулся сам, то обнаружил, что Осборн вновь в беде, и снова пришел на помощь. Короче говоря, сэр, выяснилось, что этот джентльмен, который ему помогал, — Осборн так и не назвал его имени — делал это не просто так. Ему понадобилась помощь, чтобы увезти одну даму. Осборн клялся, что не знал ее имени; он думал, парочка бежит по сговору, но оказалось, все хуже, ведь ни одна женщина не стала бы так сопротивляться, если б ее увез из дома возлюбленный. Мой рассказ сбивчив, поскольку я сам никогда толком не слышал эту историю от начала до конца; знаю лишь, что все кончилось трагически: женщина погибла, утонула в какой-то реке. Сами знаете, как опасны реки у нас на побережье.
Когда он упомянул Камберленд и наши реки, я принялся подробнее его расспрашивать, и Осборн испугался, — продолжал Хоскинс. — А узнав, что я родом из тех мест, стал нем как рыба, и больше мне не удалось выудить из него ни слова про ту даму и его друга; могу лишь догадаться, что его щедро вознаградили и услали прочь за океан. При этом он поклялся, что, по его мнению, тот джентльмен тоже мертв. Это было не убийство, а прискорбный трагический несчастный случай; он заявил так со всей уверенностью. С тех пор, стоило мне попытаться вновь завести разговор на эту тему, он бледнел как привидение. И тем не менее очевидно, что мысли о случившемся неотступно его преследовали; он разговаривал во сне, ему снилось, что его ведут на виселицу; он бормотал что-то о могиле в песках, о похоронах без пастора и темных океанских волнах; о скачущих прочь лошадях и мокрых женских волосах, — одним словом, бормотал что-то бессвязное, и мне часто приходилось его будить, потому что, бывало, из-за его ночных метаний я сам не мог уснуть.
Была ли дама, о которой идет речь, вашей матерью, сэр, я сказать не могу, — признался Хоскинс, — но время и место совпадают. Прошло двенадцать лет с тех пор, как он мне открылся; думаю, он сделал это, потому что его сердце и мысли слишком терзали всякие ужасы, и он боялся каждого корабля, приплывающего из Англии, думая, что тот везет ордер на его арест или нечто подобное. Этот малый вообще был труслив и однажды прятался неделю, когда из Ливерпуля прибыл пакетбот. Но постепенно он осмелел и в нашу последнюю встречу, казалось, обо всем забыл, а когда я в шутку припомнил ему его прежние страхи, он рассмеялся и сказал, что теперь все хорошо и он при желании может даже вернуться в Англию: с той
