Фолкнер - Мэри Уолстонкрафт Шелли
Главное чаяние души Джерарда никуда не делось, но изменилось под действием новых чувств. Он продолжал верить в невиновность матери, хотя все чаще сомневался, что она еще жива. В нем теплилось молчаливое стремление раскрыть тайну, которой была окутана ее судьба. Он посвятил себя поискам правды, решив, что делом всей его жизни должно стать восстановление безупречной репутации, которую, как ему казалось, у нее отняли незаслуженно. Обещание, данное отцу, он считал препятствием на пути к этой цели: оно сковывало его до достижения двадцати одного года. До тех пор он ничего не предпринимал. Ни один юный мот не ждал совершеннолетия с таким нетерпением, как Джерард; последнего, впрочем, интересовала не свобода и не право распоряжаться состоянием, а возможность целиком посвятить себя миссии.
Я вышла замуж, когда ему еще не было двадцати одного года. Хотела взять его с нами за границу, но он необоснованно (как мне кажется) считал, что тайна судьбы его матери сокрыта на английских берегах, и потому не хотел покидать родину. Лишь когда мы пустились в обратный путь, он согласился встретить нас в Марселе.
В двадцать один год он сообщил отцу, что намерен выяснить, что случилось с матерью. Сэр Бойвилл пришел в страшное негодование, ведь единственное, что смягчало унижение от бегства жены, было всеобщее забвение. Ворошить прошлое и напоминать людям о забытом позоре, по его мнению, было и безумием, и предательством. Сэр Бойвилл протестовал, он злился, бушевал и запрещал, но Джерард счел, что власть отца больше на него не распространяется, и молча уехал; решимость идти своим путем не дрогнула.
Стоит ли говорить, что поиски не увенчались успехом; загадка, казавшаяся неразрешимой с самого начала, с годами не прояснилась, а время стерло память о том немногом, что было известно. Какими бы ни были подлинные обстоятельства пропажи Алитеи, какие бы чувства она тогда ни испытывала и какой бы невинной ни была, прошедшее время скрепило ее союз с похитителем и вынудило забыть тех, кого она оставила. Позволь сказать, что я думаю: я склонна полагать, что, хотя к учиненному над ней насилию присоединилась и собственная злая воля, она все же тосковала по тем, кого покинула, и вскоре умерла от разбитого сердца и давно покоится в могиле, а тот несчастный, что был причиной всего этого зла, предпочел хранить молчание, чтобы его имя не осыпали вполне заслуженными проклятиями. Поэтому мне грустно смотреть, как Джерард продолжает искать затерянную могилу несчастной матери и продолжает верить, что она — живая или мертвая — всегда была невиновна. Его не разубедить никакими доводами, и уж тем более сердитыми упреками сэра Бойвилла, чье поведение наводит Джерарда на мысль, что главной причиной несчастий его матери с самого начала был супруг.
Я рассказала тебе все и со множеством подробностей, так, как поведал бы сам Джерард — это я ему обещала, хоть и безмолвно, — и мне не хотелось бы, чтобы мои домыслы и подозрения уменьшили твое к нему сочувствие и разубедили тебя в невиновности его матери, ведь он жаждет, чтобы ты в это поверила; но правда рано или поздно обнаружится, и разве можно считать ее абсолютно невиновной? О, если бы! Сколько раз я страстно молилась, чтобы Джерард излечился от своего безумия, превратившего его жизнь в дикую и бессмысленную мечту, и, окинув прошлое трезвым взглядом, согласился забыть о несчастьях и ошибках, которых уже не исправить и даже вспоминать о которых совершенно бесполезно.
Глава XXI
Рассказ леди Сесил захватил Элизабет: девушка не обладала буйным воображением, ее серьезный рассудительный ум и иные качества души согревались естественным пламенем привязанности, потому ее глубоко трогали истории, повествующие о подобных чувствах.
Она услышала повесть, полную человеческих трагедий, любви, ошибок, сыновней верности и глубокой нерушимой преданности. Элизабет, знавшая о жизни не так уж много — ее опыт ограничивался собственными сердечными переживаниями и тем, что было ей известно о страданиях Фолкнера, — не могла смотреть на эти события искушенным взглядом леди Сесил. Тут крылась непостижимая тайна, но была ли миссис Невилл виновата в случившемся? Элизабет в это не верила. Она считала, что если миссис Невилл и впрямь была такой, какой ее описывали, — утонченной и чувствительной натурой, — материнская любовь и привязанность к сыну, такому сыну, как Джерард, должны были затмевать в ней все остальные чувства. Философы утверждают, что самым благородным людям нередко свойственны сильнейшие страсти, коренящиеся глубоко в душе, и именно способность противостоять им и очиститься от них возвышает человеческую натуру до совершенства; в этой борьбе человеку помогает решительное противопоставление добра злу. Возможно, миссис Невилл увлеклась кем-то — хотя и это казалось Элизабет странным, — но преданная любовь к сыну наверняка была сильнее той, которая, если и существовала, была запретной и не могла быть оправдана никакими смягчающими обстоятельствами.
Так считала Элизабет. Джерард виделся ей в прекрасном и героическом свете; его решимость очистить доброе имя матери от пятнавшего его позора казалась в высшей степени благородной. Ее сердце теплело при мысли о том, как похожи были их главные цели. Сама она пыталась примирить своего благодетеля с жизнью и избавить его от бесплодных угрызений совести. Она представила, что благодаря этим ясным целям между ними с Джерардом существует тайная связь и в итоге все закончится счастливо для них обоих.
Некоторое время она молча размышляла, а потом произнесла:
— Но вы не рассказали, куда сейчас отправился мистер Невилл и что пробудило в нем новую надежду.
— Ты мне напомнила, — ответила леди Сесил, — а я почти забыла. Это досадное и прискорбное дело, уловка корыстолюбца, призванная внушить бедняге ложные упования! Дело в том, что в ходе своих безумных поисков Джерард пообещал заплатить двести фунтов любому, кто сообщит ему сведения, которые помогут пролить свет на судьбу миссис Невилл. Эта
