Фолкнер - Мэри Уолстонкрафт Шелли
Тут из его глаз хлынул неудержимый поток слез и омыл пылающие щеки. Он рассказывал, что хорошо помнит чувство, которое тогда испытывал: ему хотелось кричать присутствующим «Как вам не стыдно!», но голос его не слушался; задача оказалась невыполнимой для столь юного сердца. Он зашелся рыданиями и всхлипами, и чем больше пытался контролировать себя, тем сильнее впадал в истерику. Его увели со свидетельского места; пэры, растроганные столь явным горем, решили больше его не вызывать и удовлетвориться показаниями свидетелей, которым мальчик рассказывал о случившемся непосредственно после происшествия. Скажу лишь, что в результате слушаний сэр Бойвилл получил развод.
Джерарда вывели из палаты и отвезли домой; там к нему вернулось самообладание, но он молчал и размышлял о последствиях своего непослушания. Отец пригрозил выгнать его из дома, и Джерард не сомневался, что тот сдержит обещание, поэтому удивился, когда его повезли домой; он решил, что отец, видимо, выбрал для него место ссылки и туда его потом и отправят, или же отец намеревался отказаться от него при всех, подвергнув публичному унижению. Дети верят, что взрослые всесильны, и пока еще не понимают, что возможно, а что невозможно. В конце концов Джерард стал больше всего бояться, что его отправят в заточение; мысль об этом его пугала, ведь он хотел начать поиски матери. Тогда он решил не дожидаться наказания и бежать.
Ему велели подняться в комнату и не выходить; еду не приносили; одним словом, его страхи подтвердились. В сердце Джерарда бушевала буря. «Они считают, что со мной можно обращаться как с ребенком, но я докажу свою самостоятельность; где бы ни была сейчас моя мама, она лучше них! Если она в заключении, я ее освобожу или останусь с ней. Как она обрадуется, меня увидев! Как счастливы мы будем вместе! Пусть отец забирает себе хоть целый свет, главное, я буду с мамой, а где — в пещере или темнице, — мне все равно».
Наступила ночь; он лег в кровать и даже уснул, а проснулся в ужасе, что проспал подходящий для побега час: на востоке занималась заря. Часы в Лондоне пробили четыре утра; время еще оставалось, все в доме спали. Он встал и оделся. Взяв около десяти гиней собственных денег, все его накопления — он подсчитал их накануне, — он открыл дверь своей комнаты; рассвет боролся с тьмой, стояла полная тишина; он вышел в коридор и спустился по лестнице в прихожую. Знакомые предметы в столь ранний час казались незнакомыми, словно попались ему на глаза впервые; он испуганно взглянул на засовы и замки входной двери, так как боялся поднять шум и разбудить слуг, и все же ему ничего не оставалось, кроме как попробовать открыть дверь. Он медленно и осторожно отодвинул засов, приподнял цепочку, и та с ужасным лязгом упала на каменный пол. Джерард страшно испугался — не наказания, а неудачи; прислушался, хотя все звуки заглушал колотящийся в висках оглушительный пульс, и ничего не услышал; ключ от двери торчал в замке, повернулся легко, от одного прикосновения, через миг дверь открылась — и в лицо беглецу ударила волна свежего воздуха. Перед ним тянулась пустынная улица. Он затворил за собой дверь, для пущей предосторожности запер ее снаружи и бросился бежать что было мочи, выбросив ключ на соседней улице. Когда его дом скрылся из виду, он зашагал более спокойно и задумался, что делать дальше. Хотелось найти мать, но ее искали всем миром и не нашли; он, однако, верил, что та каким-то образом прослышит о его побеге и явится за ним, но куда отправиться сейчас? Сердце откликнулось и ответило: в Камберленд, в Дромор, туда, где они жили с матерью; туда, где он ее потерял. Он почему-то не сомневался, что там они снова встретятся.
В своей жизни он много путешествовал и имел представление о расстояниях и средствах передвижения; он понимал, что пройти пешком через всю Англию — задача, пожалуй, непосильная, но у него не было своей кареты, и он не представлял, какой корабль взял бы его на борт. И все же какой-то транспорт был необходим, и он решил нанять экипаж. Один из таких экипажей как раз стоял посреди улицы; кучер спал на ступенях, а исхудавшие до костей лошади ждали, повесив головы с безутешным видом, какой всегда бывает у наемных лошадей. Джерард, сын богатого человека, привык думать, что у него есть право повелевать теми, кому он платит деньги, но страх, что его обнаружат и отправят домой к отцу, всколыхнул в нем странную нерешительность; он стоял и смотрел на лошадей и кучера, подошел ближе, но все же боялся сделать самый важный шаг. Он так и топтался на месте, пока извозчик не проснулся; он вздрогнул, встряхнулся, уставился на мальчика и увидел, что тот хорошо одет; Джерард к тому же выглядел старше своих лет, так как был высокого роста.
«Вы ко мне, сэр?» — спросил кучер. «Да, — ответил Джерард. — Хочу, чтобы вы меня отвезли». — «Так садитесь. Куда путь держите?» — «Далеко, в Дромор. Это в Камберленде…» Тут мальчик замялся; ему вдруг пришло в голову, что эти несчастные лошади, возможно, не перенесут такой долгой дороги. «Тогда вам нужен почтовый дилижанс, — ответил кучер. — Он отходит с Пикадилли в пять утра, надо спешить».
Джерард сел в экипаж, и они затряслись по ухабам. У почтовой станции он увидел несколько готовых к отъезду дилижансов. На одном было написано «Ливерпуль»; мальчик знал, где это. От Ливерпуля до Дромора можно было дойти пешком; он вышел из наемного экипажа и подошел к кучеру почтового дилижанса, который как раз усаживался на облучок. «Вы
