Повести монгольских писателей. Том первый - Цэндийн Дамдинсурэн
Гордый возвращался Тэгшэ домой с подарком дли матери — маленькой пестро разрисованной чашечкой. Этот сыновний подарок его мать Цоху хранит до сих пор и достает из сундука лишь в Праздник скотовода…
Научившись грамоте, Тэгшэ стал интересоваться уже не древними сказаниями. Теперь на столе у него лежали книги великих учителей всего передового человечества, биографии и работы вождей монгольского народа Сухэ-Батора и Чойбалсана. Тэгшэ читал и художественную литературу. Особенно любил он перечитывать книгу «Как закалялась сталь» и знал ее почти наизусть.
Много раз Тэгшэ уходил в дозор, и всегда все кончалось благополучно.
— Я скоро вернусь, а вы достаньте мне какую-нибудь книгу поинтереснее, — обычно говорил он товарищам, а на этот раз ничего не сказал и даже не пожал на прощанье руку ни им, ни командиру роты. «К чему такие церемонии, ведь я вернусь через два-три дня», — думал он.
Накануне назначения в дозор, в час отдыха, Тэгшэ зашел к командиру заставы капитану Майдраку и попросил его жену пришить свежий воротничок к гимнастерке, хотя старый был еще вполне чистый и можно было бы его не менять. Кроме того, ему вдруг понадобилось покрепче пришить одну пуговицу, хотя она и так крепко держалась. Вообще говоря, все это он мог сделать и сам.
— Я тоже умею пришивать воротнички и пуговицы, но у вас это получится куда лучше. Вы уж меня не ругайте, — сказал он жене капитана и улыбнулся.
Эта женщина, следуя за своим мужем, побывала и на западной и на восточной границе. Оба они сроднились с пограничниками и относились к ним, как родители к своим детям. Но Тэгшэ добрая, душевная жена командира любила больше других.
— Что случилось, почему ты хитришь? — спросила она.
— Что случилось? Да ничего. Я такой же Тэгшэ, как всегда, — ответил он.
— Неправда.
— Какой же я, по-вашему?
— Ты что-то хитришь, — улыбаясь повторила женщина.
— Так вы пришьете? А то я очень тороплюсь… — И не ожидая ответа, он снял гимнастерку и подал ей.
— Ну давай уж, пришью. — Не глядя на него, она продолжала: — Я, вероятно, не сумею пришить так хорошо, как это сделала бы твоя Нацагма. Когда она станет твоей женой, расскажи ей, что была одна женщина, которая пришивала ее мужу пуговицы и чистые воротнички. Нацагма, услышав об этом, скажет: «Какая она хорошая. Я очень ей благодарна!» Мы с ней никогда не видались и при встрече не узнаем друг друга, но мысли и чувства у нас одинаковые.
Жена командира откусила зубами нитку и стала аккуратно подшивать кусочек белой материи к воротничку гимнастерки.
Эти слова напомнили Тэгшэ о его любимой, Нацагме. Он получал от Нацагмы трогательные, нежные письма. Они были написаны на разной бумаге — и на линованной и на гладкой — чернилами разных цветов. Нацагма писала старательно — как бы не сделать ошибки.
«Я люблю тебя, а мой отец гордится тобой. Он говорит, что ты работящий, степенный, хороший юноша. Твоя мать всегда встречает меня ласково. Все в нашем баге говорят, что ты был хорошим агитатором, и очень тебя хвалят, и все будут довольны, если мы с тобой поженимся.
Твоим именем назвали колодец, который ваша бригада закончила перед уходом в армию, и мне очень приятно слышать, как все повторяют твое имя.
Я жду, мой любимый, когда ты вернешься. Помнишь, перед разлукой ты просил меня стать твоей женой. Я тогда ничего тебе не ответила, но не потому, что не люблю тебя. Нет! Я просто застыдилась. Я тебе верна. Я люблю тебя. Тебя одного я жду. Приезжай скорее, приезжай умный, ученый…»
Эти письма хранились у жены начальника заставы вместе с голубым шелковым платком, на котором были искусно вышиты два оленя и большой розовый цветок.
Тэгшэ попросил дать ему письма Нацагмы и снова перечитал их.
Он смотрел на буквы, старательно выведенные любимой рукой, и думал о своей Нацагме. Она была красивая, стройная девушка двадцати двух лет с широким смуглым лицом и темными глазами, оттененными пушистыми ресницами. Она всегда улыбалась, когда смотрела на Тэгшэ. Хорошая, добрая девушка, и характер у нее спокойный. Разве кто видел ее когда-нибудь сердитой, злой?
Тэгшэ взял в руки платок.
— Нацагма, вероятно, вышивала его в степи, присматривая за овцами, — сказал он. — Посылая его мне, она писала: «Каждый раз, когда будешь смотреть на мой подарок, вспоминай меня!»
Тэгшэ невольно поднес платок к губам. Потом сложил письма и задумался. Ему вспомнилось, как скакал он на своем коне по берегам реки Хусту, как заезжал к Батчулуну — отцу Нацагмы, как Нацагма выбегала из юрты к нему навстречу и прогоняла лаявшего на него большого черного пса по кличке Панай. Пес был очень злой, но в конце концов он привык к Тэгшэ и даже ласкался к нему.
«Когда я демобилизуюсь и вернусь из армии, первым, кого я увижу, будет Панай. Он с радостным лаем бросится ко мне, а Нацагма, увидев это, крикнет: «Отец! Отец! Тэгшэ приехал!» — и спрячется в юрту. Нет, она, наверно, сразу побежит мне навстречу». Так думал Тэгшэ.
Пришив воротничок и укрепив пуговицу, жена командира посмотрела искоса на Тэгшэ, затем встала, подошла к нему и села рядом.
— Я, кажется, наговорила лишнего и расстроила тебя, — сказала она. Тэгшэ улыбнулся и ласково посмотрел на нее.
— Нет, нет, на сердце у меня спокойно, и мысли все такие радостные… — Он не договорил, так как в землянку вошел начальник заставы капитан Майдрак.
Начальник сел между ними и обнял их обоих за плечи.
— Ну что, опять разговорились, и все о Нацагме? Я тоже хочу принять участие в вашей беседе. Шлет она тебе письма, твоя Нацагма? О чем пишет?
— Письмо — не птица: само не прилетит. Вот придет следующая почта, и будет письмо. Не придет с первой, придет со второй, — ответила жена капитана Майдрака.
— Вот что я скажу тебе, Тэгшэ, уж если мы заговорили о письмах. — Начальник пристально посмотрел на бойца. — Некоторые наши товарищи, служа в армии, привыкают друг к другу, становятся близкими, вот, например, как мы с тобой. А демобилизуются, разъедутся по домам — и забывают о друзьях. Это очень плохо. Ты не должен быть таким. А когда решишь жениться на своей Нацагме, напиши нам точно месяц и день вашей свадьбы. В этот день мы с женой прочтем присланное тобой письмо и будем говорить о вас. В этот день мы выпьем за ваше счастье — только немного, ибо много пить вредно. Я спою твою любимую песню «Хайр-Алтай»,
