История с продолжением - Патти Каллахан

– Я не видела тех страниц, с тех пор как передала их Каллуму много лет назад. Клянусь, это все.

– Хочешь, чтобы я пошла и принесла их? – спросила я настолько формально, что собственный голос показался мне чужим. Мне одинаково ненавистны были формальность и фамильярность, так как именно такой была для меня сейчас мать: своей и чужой одновременно.

– Не сию минуту, – ответила она. – У вас нет той биографии, правда?

– Есть, – призналась я.

Мама скривилась:

– Мне неприятно знать, что она существует. Там очень много правды, но это все отвратительное прошлое, та часть меня, с которой я не хочу иметь ничего общего.

– Брайан Дэвис. – Я закатила глаза. – Он иногда напоминает о себе, спрашивает насчет тебя. Теперь нам известно, почему он написал эту книгу. Он был одержим тобой. До сих пор одержим.

– Он из злопамятных, это точно. Но без него я никогда не повстречала бы Каллума и не обрела бы свободу для замужества с Тимоти. Я не верю, что все происходящее имеет причину, но мы обладаем способностью находить смысл в минувших событиях. И без той жуткой любовной истории я никогда не нашла бы Тимоти и не родила тебя. – Мама посмотрела на папу с такой любовью, что мне стало ясно: она никогда не переставала любить его или меня, и только ее собственные демоны прогнали ее прочь от нас. Пиппа была права: страх и стыд – могучие силы, способные отдалить нас от любимых людей.

Мама верила, что, создавая Изольду, защищает нас. Пиппа посмотрела на папу:

– Вы были знакомы с моим Каллумом?

– Нет, никогда не встречался с ним. Я познакомился с Бронни после того печально знаменитого похода.

– Он бы вам понравился, – сказала Пиппа. – Золотой души человек.

Лев прощения потянулся и зевнул в дальнем конце комнаты.

Глава 56

Клара

Озерный край, Англия

Я рухнула на кровать в спальне, служившей мне и Винни убежищем в течение вот уже почти двух недель. Только на самом деле это была не моя комната. Это была не моя семья, не моя жизнь, и я не могла позволить себе забыться снова, как это произошло в случае с Натом, когда я закрыла глаза на все плохое и целиком отдалась тому, что казалось таким правильным и приятным. Но разве в любви не всегда так? Разве любовь – это не отречение от себя? Возможно. Но не в ущерб разуму. Не в ущерб моей дочери.

Тут мой взгляд упал на лежащее на столе письмо от Ната, которое передал отец. Я почти забыла про него в свете воссоединения родителей. Я медленно подошла к столу, словно обращаться с письмом нужно было с осторожностью. Я взяла его, вскрыла конверт и увидела исписанный почерком Ната листок. Было время, когда я обожала этот почерк, когда по моему телу пробегал при виде него трепет, будь то любовное послание или повседневная записка.

На душе стало тревожно. Будь у него хорошие новости, он бы позвонил. А тут он передал с папой письмо, причем запечатанное. Бросалось в глаза отсутствие имени Винни.

Я извлекла листок и подошла к окну, чтобы прочесть. Письмо было коротким, без преамбул, и написано печатными буквами – очевидно, для того, чтобы у меня не возникло сомнений ни в одном слове.

Клара!

Я должен уехать из Блафтона. Я очень виноват. Я трус и побоялся сказать это тебе по телефону, пока ты в Англии с нашей дочерью.

Я устроился на место на рыболовный флот в Новой Шотландии. В Блафтоне мне никогда не начать сначала. Пока тебя не было, я вернулся к своим прежним привычкам. Теперь никто не возьмет меня на работу. Я разрушил себя и знаю это.

Мне необходимо уехать. Я не бегу от обязанности заботиться о тебе и о Винни. Я вернусь. Обещаю. Когда я разберусь с делами и заработаю достаточно денег, чтобы помочь семье, я вернусь.

Там было еще что-то, но я не стала читать. Наверняка слова любви, сожаления и обещания, которые он никогда не сумеет сдержать.

Я уронила письмо на светло-зеленый ковер. Люди, заверявшие меня в своей любви, но оставившие меня ради моего же блага. Бросившие меня, чтобы защитить, – какой фарс. Мужчина, которому полагается любить Винни и заботиться о ней, тоже оставляет ее теперь ради ее собственного блага?

Чарли. В этот миг я испытывала такое сокрушительное желание быть с ним, что подкашивались ноги. В то же время я сомневалась в этом желании, которое слишком часто соединялось с разлукой.

Я приблизилась к окну и прислонилась лбом к холодному стеклу, чтобы унять боль в голове. И заметила на берегу озера Чарли. Мне хотелось выскочить из комнаты и бежать к нему, в его объятия. Но этого не будет. Сначала нужно разобраться, что означают в моей жизни возвращение матери и отъезд Ната.

Несколько минут спустя в комнату постучали. Я открыла дверь, ожидая увидеть Винни и Мойру, но вместо них на пороге стоял Чарли, держа что-то в руках.

– Да? – спросила я, желая, чтобы он вошел и мы уладили размолвку, возникшую между нами, когда я отказалась остаться.

– У меня ваши паспорта, – сказал он, протягивая мне два темных прямоугольника.

Горло у меня сдавили слезы, которых я не могла ему показать. Путь к возвращению домой был открыт, но хочу ли я вообще возвращаться?

Я взяла паспорта и молча закрыла дверь.

– Клара? – спросил голос с той стороны. – Ты в порядке?

Я определенно не была в порядке.

Со временем шаги удалились, я соскользнула по двери и села на ковер. В письме Ната звучало привычное мне эхо разлуки, когда меня бросают ради моего же блага. Но я уловила, что звучит в нем еще нечто: шепот свободы. Я не знала, желаю ли этой свободы, потому что она подразумевала выбор: мой собственный выбор. А ведь когда выбирать не приходится, так даже проще. Нат играл роль самого веского предлога уехать назад в Южную Каролину, служил мне якорем даже после того, как я обрезала канат.

Воспоминание всплыло в памяти, ясное, как озеро за окном: день, когда мы с матерью во дворе закладывали цветы между листами папиросной бумаги, чтобы сохранить лепестки и стебли, листочки и пестики, пыльцу и чаши, прежде чем они увянут.

– Вот, – сказала мать, вкладывая мне в руку цветок. – Искусство вырастает оттуда же, откуда и цветы. Все это загадка и красота, и все,