Руны земли - Георг Киппер

Инги, помня о рунах Хильд и задании отца, много раз пытался найти Ахти-кузнеца. Но в его мастерской на пологом склоне немногословные люди только пожимали плечами и продолжали заниматься своими делами, благо с приходом людей конунга мелких заказов у них было предостаточно. Инги ходил вместе со своими людьми по окрестным усадьбам, даже переправлялся через рукав реки, но все только подтверждали, что этот человек здесь был, но никто не мог точно сказать, куда же ушел кузнец из Хольмгарда и где его искать, если не дома.

– Мы видели его вчера на этом берегу… Нет, он ушел на лодке на Муста-йоги еще дней восемь назад… Видели, конечно, пьет он на хуторе у Куиско, ваш Ахти… Этот нойта, небось, канул в Похьямаа, туда ему и дорога. – Ответы были разными, но встрече не помогали.

Хотнег только усмехался, выслушивая про каждую новую неудачную попытку найти этого Ахти:

– Твой Ахти – шутник, верно! Я-то думал, кузнецы – люди серьезные!

– Это я серьезней кабана под дубом, – злился Инги. – Придет, когда не надо будет! Отец говорил про него, что он может сидеть и смотреть на своих гостей и даже прислуживать им, но не признаваться, что он – это он… Гад ползучий.

Подготовка к погребению закончилась. Невесты гётов под присмотром старшей среди женщин Хольмгарда Рагнхильд сшили одежды для своих женихов. Вдовы норвежцев пошили для своих. Эль и брага выдохлись во временных могилах рядом с погибшими. Выбранный корабль провели по протоке на веревке, втащили на берег и по валкам затащили на расчищенное для погребального костра место. Вокруг обложили дровами.

Толпы окрестных нищих уже собрались к Хольмгарду, блуждали вокруг погребального корабля то ли в ожидании зрелища и угощения, то ли надеясь украсть что-либо. Они копались в ямах для отходов, лаялись, как собаки, из-за дележа добычи и заискивающими голосам просили подачек. Эрлинг, увидев, как вадландцы несколько раз перекинулись парой слов с нищими да еще и подали им еды, вдруг сказал:

– Эта толпа думает, что города созданы не для встреч и обмена между свободными, а для них, прожорливых и угрюмых лентяев, для которых получить что-нибудь даром – высшая удача… Если жалеть тех, кто выбрал для себя путь побираться, очень скоро их будет так много, что не останется тех, кто готов заплатить за свой выбор кровью.

Незадолго до обряда погребения пленным норвежцам предложили, по древнему обычаю, почти забытому ныне, сразиться в бою между собой, чтобы они могли достойно умереть с оружием в руках, а не идти в рабство. От таких предложений не отказываются, и они с улыбкой приняли эту новость, а затем с шутками друг над другом принялись делить, кто с кем будет биться.

Гребцы одобрили это предложение Сигмунда. Только Менахем с Яаковом попробовали было заикнуться о выгодах продажи рабов, быстро прикинув в уме, во сколько обойдется перевозка рабов для продажи за Гурганским морем. Но, почуяв презрительное молчание окружающих, они отказались от неуместной мысли.

– Ибо благоволит Господь к народу Своему, прославляет смиренных спасением.

Шел восьмой день после схватки на Ильмери и бойни в Хольмгарде. На девятый погибшие уйдут с огнем в Валхалл, и скоро, дня через три-четыре, должен вернуться Туки из Алдейгьи. Его друг Вади, оставшийся за старшего среди людей ярла, раз за разом оказывался на берегу, вглядываясь в уходящую на север реку. Но никто не возвращался оттуда. Конечно, угрюмый Вади понимал, что еще слишком рано, – понимал, но все равно сам собой оказывался у воды, огрызался, если кто задавал вопросы, и долго смотрел на север, на уходящую спину темно-серебристой реки между сонными берегами.

* * *

Плакала ли ее мать, отдавшая младшую дочь руотсам, горевали ли сестры по ней, бестолковой, чей жребий оказался так горестен? Сказал ли отчим хоть что-нибудь о ее теперь никому не нужной жизни? Но на вече подтвердился жребий, и никто из них молоденьких девушек не смел подать голос против решения старших. Как не сопротивлялись бы и при сговоре родителей о свадьбе. Только в таком случае матушка ее советовалась бы с тетками и сестрами. Все родственники сговаривались бы о приданом и о выкупе. Соседи – о том, кто и что будет готовить на свадебный пир, а подружки бы шили платья к празднику и завидовали.

Но не было бы дома такого веселья, как теперь! Никогда так много не пила она браги и эля за свою короткую жизнь, и даже столько не пела и не плясала, как в эти дни. И никогда она так много не смеялась, и не слушала столько занимательных повестей, и не получила столько подарков за всю свою короткую жизнь. Ей прислуживали более старшие по возрасту девки, мыли ей ноги, расчесывали волосы, подносили ей еду во время вечерних пиров. Она была невестой знатного воина и пользовалась уважением всех его грозных соратников.

Она еще не видела его лица, так как он все это время лежал во временной могиле. Но она получила от него великолепный подарок – широкое кольцо на запястье, и она знала его имя и повторяла его, перекатывая во рту, как лучшую сладость, и напевая его с утра до вечера:

– Эйнар, Енарушка, Енаша… Енаричек… Енарка… Эйнар.

Один из его друзей был словен родом и подолгу рассказывал ей о нем, и о его песнях, и о его смерти. Она знала, что ему удалось сделать почти невозможное для таких юных воинов, убить в первом же бою воина-оборотня.

Она шила в эти дни для него одежды, и рабыни помогали ей. Она радовалась будущей встрече, так что сердце сжималось в груди, и даже дом вспоминался ей мало. Она была счастлива, как никогда прежде. Они встретятся совсем скоро.

И на восьмой день они встретились. Как он был красив, ее суженый! Светлые волосы, спокойное лицо. Она поняла, что теперь навсегда под его защитой. Она с рабынями омыла его и обрядила в новую одежду – холщовые штаны и вышитую рубаху, кожаный пояс и плащ с красивой застежкой на правом плече. А потом отпустила рабынь и легла рядом, положив голову на плечо, и рассказала ему о своей жизни.

А на девятый день подошли его друзья и взяли за углы полотно, на котором он лежал, понесли к кораблю, давно вытащенному на берег и обложенному дровами. А она запела песню свою, и невесты откликнулись отовсюду, и под эти песни воинов внесли на корабль.

Плакальщицы запричитали, разрывая сердце. Мертвых воинов разместили как на пиру, сидящими друг против друга,