Руны земли - Георг Киппер

Ингигерд была в женском платье, темная ткань обволакивала ее тело, серебряное украшение сверкало на груди. Темные глаза на бледном лице не смотрели прямо, взгляд их был обращен вниз.

– Как он? – спросила она, не глядя Инги в глаза.

– Пока не вернулся, – проговорил тот, не вставая.

Она села напротив Инги и, слегка склонившись, положила руку на лоб Эйнара. Длинные пальцы скользнули по его лицу к губам, затем остановились на груди. Тишина длилась так долго, что служанки зашептались.

Ингигерд подняла осунувшееся лицо и коротко взглянула в глаза Инги. Озноб пробежал по его спине – он все понял. Инги оставил рядом с Эйнаром каннеле, они с Ингигерд вместе поднялись и вышли из риги. Ингигерд отослала служанок и пошла к реке. Инги понял, что она хочет поговорить наедине.

– Что теперь? – спросил ее Инги просто, словно они давно знали друг друга.

– Иногда стоит опасаться исполнения мечтаний, – Ингигерд тяжело вздохнула.

Они вышли за ограду и спустились к кораблям, прошли по берегу протоки мимо высоких штевней к простору основного водотока Олхавы.

Река неслась сквозь сумерки как бы беззвучно, но неумолчный шум заполнял все вокруг. Ветер, свирепствовавший утром, теперь почти стих, но над рекой он продолжал двигаться вслед течению воды. Ингигерд и Инги сели на серый ствол выброшенного еще весной дерева.

– Меня вела холодная жажда мести, с того времени как я тащила на себе Скули-ярла после разгрома у Алаборга. Я проплыла Аламери и шхеры Эйстрасалт, и все Восточное море до Гётланда, я искала своего дядю Сигмунда по всем долинам и фьордам Норвега, десятки раз нас могли прикончить отряды Харальда Косматого или его врагов, но я была счастлива все это время. Понимаешь?

– Ты была занята делом.

– Да, я хотела собрать людей и разбить Эйстейна, захватившего мой дом.

– Теперь уже скоро.

– Да, но что-то не так.

Холодная поверхность реки еще светилась, но берега уже были черны. Инги усмехнулся.

– Первая победа имела вкус эля, мяса и крови? Победа звучала визгом и плачем женщин? Победа была так грязна и некрасива, что хотелось блевать? – Он сказал то, что сам думал о вчерашнем. Ему было тошно.

– Не только, не только это… чтобы побеждать, мужчине надо быть зверем, и не всем удается быть зверем благородным, как Сигурд. – Ингигерд подняла голову, но говорить стала тише. – Там на реке, когда вы рассказывали про то дерево и про филина, затем на волоке, когда ты пел о древних временах, о Брюнхильд, я что-то вспомнила. Тебе сколько зим?

– Семнадцать.

– Мне тоже, но я тебя старше, как старше любая девушка твоего возраста.

– Это я понимаю, или думаю, что понимаю. Ты старше еще и потому, что ты дочь конунга.

– Это не так важно.

– Поколения предков, которых ты помнишь, делают тебя старше.

– И, возможно, мудрее, а возможно, нет. Но я – о другом. Помнишь, Брюнхильд добилась своего, исправив ошибочные клятвы и действия. Она не прожила жизнь с Сигурдом, но она взошла на костер, как истинная жена. Она почтила свою клятву, данную там, на берегу, в детстве, и, главное, она почтила свою любовь. Не месть, не право, не владение, а свое намерение и любовь. Есть такое слово… Но за ним для меня пока лишь ожидание. А мне уже семнадцать лет.

– Ты еще не любила?

Ингигерд взглянула в глаза Инги.

– Ты еще мудрее своего отца, – проговорила Ингигерд.

– Знаешь, – заговорил после раздумий Инги. – Я бы не поверил, скажи мне кто-либо раньше, что так бывает, но я это видел. Эйнар повзрослел за те пару дней, как увидел тебя. Даже за один день! Он стал мудрее и лучше, хотя и беззащитнее. Но я про другое хотел сказать. Когда он говорил свои висы, там, у Миронега, я видел тебя. Ты вся светилась в ответ на его слова, так, как может светиться только любящая при встрече с любимым!

Ингигерд посмотрела вдаль.

– Но я хочу длиться в любви… Я хочу любить и быть любимой, я хочу детей и любить не только их, но и их отца. Время идет так быстро, а мне уже семнадцать! Люди, никогда не любившие, словно и не рождались вовсе! – Ингигерд произнесла это с горечью в голосе. – А мне совсем пора становиться взрослой!

– Ты уже взрослая и ответственная, ты спасла ярла, добралась до Гётланда, встретилась с Сигмундом, привела его войско сюда.

– В меня влюбился с полной искренностью мальчишка-скальд, а я убила его, как и двоих братьев Офейга и Вигфуса, с которыми играла в тавлеи и которых успела полюбить, как своих не выживших младших братьев. Я так ждала вас всех здесь в Хольмгарде, я была довольна собой, как же! Я одержала первую победу на своей земле! Что может быть лучше хорошей игры у теплого очага, влюбленного скальда рядом и доброго эля после победы. Дождалась!

Она помолчала, глядя на реку.

– Они пошли со мной и ради меня погибли в первом же бою – двое мальчишек, два мастера игры, и замечательный скальд, слова которого никто не сможет теперь повторить. А я, как Брюнхильд, все исполняю клятву, данную во время шторма в шхерах Эйстрасалт. Ах, я осуществила мечту, я горжусь собой, я привела сюда, в земли моего отца, дружину, которая восстановит порядок и право, совершит законную месть! Но что-то не так со всем этим, совсем не так, Инги.

– Отец мне говорил, что конунги не жалеют людей.

– Конунги не жалеют себя в первую очередь, так учили меня отец и Скули-ярл. Но Эйнар и ты – вы тронули мое сердце, хотя я думала, оно из железа, как и положено дочери конунга. Как мне тошно, Инги!

Инги обнял Ингигерд за плечи и укрыл своим плащом. Они долго смотрели на серебро реки, текущей туда, куда так стремилась Ингигерд, в сторону Алдейгьи. Тепло ее тела сделало Инги старше, он понял, что готов беречь ее и служить ей.

– Как тяжело быть никем! Теперь я не знаю, узнает ли меня даже мать и захочет ли мне помогать. Я – никто, под моим именем моя же служанка вышла замуж за Ульвкелля-ярла. Говорят, на свадьбе были сотни бондов. А у меня ничего нет, ни имени, ни собственности, только пара платьев, доспехи, перчатки, нож и меч… тавлеи и костяные биты для игр.

– У тебя есть право на эту землю, с тобой дядя и приемный отец, они знают, кто ты.

– Дядя чует возможное будущее, и ради этого здесь