Просроченный долг - Йожеф Лендел

Йожеф Лендел

Просроченный долг

Светлой памяти моего отца, Иосифа Павловича Ленгиеля (Йожефа Лендела), и его русских жен, Нины Сергеевны Ленгиель (Кизевальтер) и Ольги Сергеевны Анципо Чикунской

ВМЕСТО ВВЕДЕНИЯ

Теперь, когда есть надежда, что «просроченный долг» будет погашен и «русская книга венгерского писателя», несмотря на препятствия, увидит свет, хочу поблагодарить всех, кто на протяжении этих лет поддерживал меня и помогал мне в работе.

Прежде всего, я очень признательна Г. В. Боосу, который был инициатором издания этой книги и взял на себя связанные с этим немалые материальные расходы.

Приношу благодарность сотрудникам архивов, библиотек, музеев в Венгрии и в России.

В первую очередь, это коллектив Отдела рукописей и редких книг Библиотеки Венгерской академии наук, где хранится основная часть рукописного наследия и документов моего отца, — заведующий отделом Антал Бабуш и его замечательные коллеги: Бела Мази, Мартон Шолтес, Карой Хорани, Каталин Ф. Чока, Габор Тоот, с начала 1990-х годов помогавшие мне в работе.

Благодарю сотрудников библиотеки и фондов Литературного музея им. Петёфи в Будапеште.

Большое спасибо Музею города Марцали, родного города моего отца, его прежним и нынешним руководителям и сотрудникам, особенно М. Хусару, который помог найти бесценные данные об истории семьи моего отца.

Я благодарна Музею Марины и Анастасии Цветаевых в городе Александрове, «столице» 101-го километра, где мой отец провел около двух лет между своим первым и вторым арестами в Советском Союзе.

Огромное спасибо Музею истории Норильского промышленного района, с которым мы сотрудничали на протяжении четверти века, прежде всего его директорам Л. Г. Печерской и С. Г. Слесаревой, а также коллективу музея.

Благодарю администрацию Шеломковского сельсовета Дзержинского района Красноярского края за документы, касающиеся пребывания моего отца в ссылке в селе Макарово в 1949–1955 годах, а также Т. А. Гельгорн, сотрудницу местной библиотеки.

Моя искренняя благодарность неизвестным мне по именам сотрудникам венгерских и российских библиотек и фондов, в которых я работала: Национальной библиотеки им. Сечень, Библиотеки иностранной литературы, Архива открытого общества, Института политических наук (Будапешт), РГАСПИ, РГБ, Библиотеки иностранной литературы им. М. А. Рудомино (Москва).

Особая благодарность моим друзьям, многие из которых были когда-то моими коллегами, читавшим мои переводы и Послесловие к книге и оказавшим бесценную помощь в их совершенствовании и редактировании. Это Р. И. Котова, Н. В. Садова, А. О. Максимова, Д. В. Ефременко, В. И. Нестьев, Хана Нестьева, В. Б. Чикунский, И. А. Чикунская, И. В. Докучаева, О. Якименко, Л. Фюреди, В. Н. Ламм.

В особенности хочу искренне поблагодарить Э. Каман, которая, не жалея времени, помогла мне в кропотливой работе по сверке русского и венгерского текстов.

Спасибо О. Чижиковой (Тоот) за полезные советы в пользовании компьютером.

И наконец, но не в последнюю очередь, сердечно благодарю всех моих друзей за моральную поддержку, которая помогла мне справляться с неудачами и отчаянием, особенно Владимира Нестьева за его неустанную энергию, оптимизм, здравый смысл и неоценимые практические советы.

Приношу также свою искреннюю благодарность Софии Кодзовой за то, что, несмотря на трудности и препятствия, мы вместе с ней завершили работу над книгой.

Татьяна Лендел (Т. И. Ленгиель)

ДАВНО ПРОШЕДШЕЕ НАСТОЯЩЕЕ

ДОРОГА СТРОИТСЯ

Грубый брезентовый плащ с капюшоном, сапоги с голенищами выше колена, заплечный мешок, на шляпе накомарник, в руке топор. Так пробираются трое мужчин по лесной чаще. Двое, один — в годах, бородатый, другой — молодой, рослый, в очках, несут инструменты. Третий тащит красно-белые полосатые рейки. Он идет впереди.

Продираются сквозь заросли, бредут по болоту, переползают через ручей по сломанному стволу, перебираются через реку на утлой лодчонке или наспех сколоченном плотике.

Отмеряют и ставят зарубки на стволах деревьев. Когда двое возятся с инструментом, а третий держит рейку, топоры заткнуты сзади за пояс. Потом снова берут в руки топоры и ставят зарубки. Там, где они прошли, порезы на темных и золотисто-медовых стволах плачут смолой.

Из примятой сапогами травы вздымаются стаи комаров. Если плечом задеть ветку, тучей роится мошка и облепляет их. Забивается под сетку, в уголки глаз, под рубаху. Кожа зудит от укусов, от соли пота и слез, разъедающих расчесанные ранки.

Они злые, грязные, в небритых бородах кровь раздавленных мучителей перемешана с их собственной. Если кто-то исчезает в зарослях, раздается громкое уханье. Когда возвращается, его встречают бранью. Двое, те, что делают замеры, управляются со своим тонким прибором с помощью тех же крепких словечек, третий, перетаптываясь с ноги на ногу, держит рейки. Может показаться, они вот-вот набросятся друг на друга. Их продубленные лица искажены злостью, они то повышают голос до крика, то глухо ворчат, они хотят казаться значительнее и тверже, чем на самом деле.

Вечером, когда в лесу быстро темнеет, они бросают заплечные мешки на землю. Снова идут в ход топоры. Нужно нарубить сучьев для костра.

Вспыхнул костер, над костром повешен котелок. К тому времени, как поспел ужин, усталость от пройденного за день долгого пути притупилась.

Ужинают. Пожилой вынимает из бумажника фотокарточки: «Ребята».

Потом молодой, что в очках, показывает фото: «Мама».

Ждут, чтобы третий тоже что-то показал, но у него карточки нет, поэтому он только кивает. «Пора ложиться», — говорит он.

Молодой, будто только этого и ждал, вытаскивает из мешка свитер, натягивает его и быстро ложится у костра.

Но старшой, тот, кто целый день таскал рейки, останавливает: «Это не дело!»

Берет топор, одним взмахом рубит разлапистые еловые ветки и подтаскивает их к костру.

Жердью разгребает костер на две стороны, еловой веткой сметает в сторону остатки золы. Туда, где раньше был костер, кладет ветки, а сверху стелет одеяло из грубого сукна.

— Быстро раздеваться.

Из одежды делается изголовье. Сверху — два одеяла и три плаща, и трое мужчин тесно прижимаются друг к другу под общим покровом.

— Местный? — спрашивает что постарше.

— Нет.

— Старатель? — интересуется молодой, в очках.

— Хорошо бы.

— Охотник? — расспрашивает тот.

— Это тоже.

— Это как, тоже?

— Охотником тоже хотел бы быть.

— Если, конечно, позволено спросить, — говорит что постарше, — какое у тебя, собственно говоря, занятие?

— Пекарь.

— А с чего ж ты теперь с нами бродишь?

— А с того, что у пекаря ноги всегда холодные, а голова горячая.

— Тебя вправду Незнамов звать?

— Незнамов!

Замолчали. Бывший пекарь снова поднимается, подбрасывает в оба костра