Шесть дней в Бомбее - Алка Джоши

– Люблю. Делаю для них все, что могу. Но, как видите, таланта у меня нет. Я умею мотивировать, но сама создавать не в состоянии. – Она жестом попросила принести нам две чашки кофе. – И все же вот что я вам скажу. Мне больше нравится проводить время с художниками, даже с теми, кто пьет и играет на деньги, чем с людьми, которые каждую пятницу приходят в салон моей сестры. Они много говорят о равенстве, о том, что все должны иметь одинаковый доход. Но проповедуют над биф бургиньон и шампанским. Художники? Они хоть что-то делают. И сообщают нечто важное своими работами.

Генри принес нам кофе. И так быстро сказал что-то Жозефине, что я со своим зачаточным французским не поняла. Жозефина ответила так же быстро. Он рассмеялся и пошел к соседнему столику принять заказ.

– Он спросил, не родственницы ли мы, – с улыбкой пояснила она.

Уже второй раз за день кто-то завел разговор о моей темной коже.

– Хозяин соседней от вашей галереи, мсье Мало, то же самое у меня спросил.

– Вы привлекательная женщина. Французы любят экзотику. Загадки. Жозефина Бейкер, Кики де Монпарнас, Фудзита, художник из Японии, – все они пользуются успехом из-за своей необычной внешности. Французы на такое клюют.

Я задумалась, что сказала бы мама, если бы ее назвали экзотичной. В Индии она особенно не выделялась из толпы. А что бы она сделала здесь, в Париже? Плюнула на землю, чтобы отогнать злых духов? Или приятно удивилась и приняла это за комплимент? Я невольно захихикала.

Жозефина расплылась в улыбке, даже зубы показала.

Потом смяла в пепельнице сигариллу, осушила чашку кофе и стала собирать вещи – перчатки, сумочку, сигареты.

– Надолго вы в Париже?

Я мысленно пересчитала оставшиеся деньги.

– Наверное, уеду послезавтра.

– Где вы остановились?

Я назвала адрес.

Она угрюмо оглядела меня, зрачки у нее были темные, как дно колодца.

– Скорее всего, я об этом пожалею. – Она вздохнула. – И все же встретимся завтра в одиннадцать в Музее современного искусства. От Экспо относительно далеко, так что в толпе не потеряемся. И будьте осторожны. Люди хитры. И обведут вас вокруг пальца, если им представится случай.

Она выскользнула из кабинки.

Ее замечание напомнило мне о том, что случилось в туалете, должно быть, на это она и намекала. Глаза наполнились слезами. Мне как будто сделали выговор. А может, Жозефина просто воспитывала меня, как своих клиенток, словно строгая мать, давала наставления, чтобы я не попала в беду? Когда же я смогу справляться со всем сама, не прося защиты? Должно быть, такая женщина, как Жозефина, всегда умела все сама. Почему-то мне казалось, что она перепрыгнула из детства прямо во взрослую жизнь, миновав опасный период неуверенности в себе. Может быть, я балансировала на грани? То пряталась в тылу, то кидалась в бой? Жозефина точно была из тех, кто атакует всегда. И Мира тоже. Оставалось лишь гадать, какую же сторону в итоге выберу я?

* * *

На другой день я стояла спиной к Музею современного искусства и наблюдала за людьми, входившими в залы, где шла выставка. Сквозь толпу катил набитый людьми шаттл. Многие посетители выходили отдохнуть на каменной набережной Сены и понаблюдать за плывущими по реке корабликами. Туристы разворачивали карты и указывали на расположенные на другом берегу павильоны, в которых еще не побывали.

– Народу меньше, как ожидалось, – подойдя ко мне, заметила Жозефина.

На ней снова был отлично пошитый костюм из бордовой шерсти, на голове – шляпа в тон. Она взяла меня за руку и повела к рю Президента Вильсона. Вчера она держалась враждебно, а сегодня запросто прогуливалась со мной под руку, будто мы дружили много лет. Я удивилась.

– Экспо задумали, чтобы дать Парижу возможность снова встать на ноги, – стала рассказывать Жозефина. – Но все так беспокоятся из-за потенциальной войны, что многие, кто хотел приехать, в итоге не решились.

Мы остановились на Place du Trocadéro.

– Организаторы хотели, чтобы художники со всего мира нарисовали семьсот фресок, – продолжала Жозефина. – Я решила, что для Миры это будет отличная возможность. Знала, что, увидев ее работы, ее точно утвердят. Она ведь писала женщин Южной Индии. – Она выпустила мою руку и направилась к фонтану Трокадеро. – Но Мира не захотела. Сказала, что все затмит борьба между Советской Россией и нацистской Германией. И вот, посмотрите на два самых больших павильона по обе стороны входа. Видите флаги?

Она указывала на самые высокие сооружения по обе стороны моста Pont d’Léna.

– Если победят немцы – а Мира была уверена, что так и будет, – евреев ждет незавидное будущее. Она сказала, что никогда ни в чем не будет участвовать вместе с людьми, которые без всякой причины ненавидят одну из ее половин. – Джо посмотрела на меня. – Она всегда была очень уверена в себе, в своих убеждениях. Я уважала ее за это. Одновременно злилась и гордилась ею. Совсем не то, что Берта – та, бедняжка, не может за себя постоять. Вечно позволяет людям ее использовать.

Я наблюдала за Джо, пока она говорила. Вчера она вообще не желала обсуждать Миру. И учитывая, что Мира мне рассказала, я понимала, почему она злится. Теперь же она охотно рассказывала, какие качества художницы ее восхищали.

Обойдя фонтан, Джозефина направилась к мосту Pont d’léna. На другом берегу Сены маячила Эйфелева башня. С такого близкого расстояния она казалась огромной. Мы молча пошли по мосту. Жозефина остановилась у парапета и, как и другие прохожие, стала смотреть на кораблики внизу.

– Значит, Мира вас очаровала.

Она окинула меня оценивающим взглядом. Шея вспыхнула. Неужели это было так очевидно?

– Слушая ее рассказы, я словно бы уносилась прочь из своей жизни, из Индии. В одну минуту она говорила, как была на выставке в Вене, в другую – как слушала симфонию Моцарта. Мне же ничего подобного пережить не доводилось.

– Eine Kleine Nachtmusik? – легко рассмеялась Жозефина.

– Да. А что смешного?

– Она всегда об этом говорила, когда пыталась кого-то соблазнить. Наверняка и за руку вас брала, верно?

Жозефина взяла мою руку в свои, как делала Мира. Пальцы ее на фоне моих казались еще темнее.

Я застыла раскрыв рот. Получалось, что все те моменты с Мирой, когда я чувствовала себя особенной, радовалась, что она ко мне привязалась, бывали у нее и с другими?

– Мира разработала специальный репертуар, который всегда использовала, когда хотела добиться чьей-то любви. Там и Моцарт числился. Но, мисс Фальстафф, это все было не по-настоящему. Она нарочно так делала, чтобы вас зацепить. Не