Кодовое имя – Верити - Элизабет Вейн
Перед приземлением я в соответствии с инструкцией о вынужденной посадке выключила зажигание и подачу топлива, поэтому вокруг было тихо, что-то скрипело и потрескивало, но не более того. Потом купол кабины открылся. Трое мужчин-подпольщиков, один из которых был англичанином (агентом УСО и ответственным за эту операцию, кодовое имя – Поль), вверх тормашками вытащили меня из самолета. Вчетвером мы грузно шлепнулись на землю, получилась куча-мала. А потом я произнесла свои первые слова на французской территории:
– Простите, мне жаль, мне так жаль!
Я повторяла их снова и снова, думая о двух несчастных беженцах, которых по плану должна была отвезти в Англию. Чтобы меня уж наверняка поняли, я вспомнила, как сказать то же самое по-французски:
– Je suis désolée!
Произношение у меня то еще.
Мне помогли сесть и попытались отряхнуть от грязи.
– Вот и наша Верити, – по-английски сказал Поль.
– Я не Верити!
Не слишком полезная информация, но именно это я и выпалила.
Смятение, ад и пистолет, приставленный к голове. Как ни печально, придется признаться: после того как меня впервые в жизни подбили в воздухе на самолете, за штурвал которого, вероятно, не следовало и садиться, пистолет у виска меня доконал, и я разрыдалась.
– Не Верити? Черт, а кто же вы тогда?
– Киттихок, – всхлипнула я. – Мой позывной – Киттихок. Первый офицер ВСВТ.
– Киттихок, господи боже мой! – воскликнул британский агент. – Вы доставили меня в аэропорт спецподразделения ВВС в ту ночь, когда меня забросили во Францию. – Поль объяснил все это по-французски своим товарищам, потом обернулся ко мне: – Но мы ждали Питера.
– Он разбился сегодня днем на машине. Я не должна…
Он зажал мне рот большой перепачканной ладонью со словами:
– Не говорите ничего, что может вас скомпрометировать.
Я снова разревелась.
– Что произошло? – спросил Поль.
– Зениткой зацепило над Анже, – хлюпнула носом я. Слезы – моя обычная реакция на обстрел, просто в этот раз она запоздала на полтора часа. – Мне подбили хвост, лопнул трос хвостового стабилизатора и, наверное, один из штурвальных тросов. Чтобы сбить возгорание, пришлось нырнуть вниз, бедную Джу… то есть Верити в задней части кабины тряхнуло так, что она потеряла сознание, а на последнем отрезке я отчаянно боролась с рулем, даже на карту не посмотреть было… – Я бормотала, задыхаясь от рыданий. Ужасно стыдно.
– Тебя подбили?!
Их это потрясло. То есть, как потом выяснилось, связных поразил не сам факт того, что меня подстрелили, на них произвело впечатление, что мне удалось не сгореть вместе с самолетом над Анже и благополучно доставить им пятьсот фунтов взрывчатки. На самом деле я не заслуживала их восхищения. Единственная причина, по которой я не погибла в пламени неподалеку от Анже, заключается в том, что мне было известно: в задней кабине сидит Джули. Мне ни за что не хватило бы присутствия духа, чтобы сбить огонь, если бы я не старалась спасти ей жизнь.
– Боюсь, твой самолет придется уничтожить, – сказал затем Поль.
Вначале я не поняла, что он имеет в виду. Вроде бы я и так блестяще справилась с этой задачей и сделала для уничтожения «лиззи» все возможное.
– Мы не сможем больше использовать эту площадку, – пояснил Поль. – Очень жаль. Однако…
Они застрелили немецкого часового.
Вот такое действительно нельзя писать.
Ну и ладно. Потом возьму и сожгу эту страницу. Просто, если не делать записи, не получается внятно мыслить.
Они застрелили немецкого часового. Тот прикатил на велосипеде в самый неподходящий момент, когда подготовка посадочных огней была в разгаре. Некоторое время он наблюдал за происходящим и, как потом выяснилось, делал записи, а когда его заметили, стал изо всех сил крутить педали. Перехватить его не удалось ни бегом, ни на велосипедах (добираться до них было слишком долго, вовремя не успеть), и потому английский агент в него выстрелил. Просто взял и пальнул. Велосипед часового пришелся очень кстати, а вот тело, от которого надо было избавиться, сулило неприятности.
Так что подбитая «лиззи» с живым пилотом стала Божьим даром. Самолет все равно предстояло раскурочить, чтобы казалось, будто он не приземлился, а разбился. Хотите верьте, хотите нет, но подпольщики переодели мертвеца в мой форменный китель и брюки, а потом запихнули в кабину. Брюки, правда, пришлось подрезать по боковым швам, чтобы натянуть на бедного ублюдка, и застегнуться они на нем не застегнулись, настолько он был крупнее меня. На это ушло какое-то время, а от меня было мало толку, я просто сидела на краю поля в трусах и фуфайке, натянув сверху позаимствованные свитер и плащ. Митрайет, одолжившая мне свой свитер, должно быть, мерзла, ведь под пальто у нее оказалась только нарядная блузочка. Ботинки у меня тоже забрали, и это разбило мне сердце. А остальное мое снаряжение британского пилота, за исключением летной сумки, было уничтожено: и шлем, и парашют, и все прочее. Даже противогаз. По нему вот уж точно не буду скучать! Последние четыре года он только бесполезно болтался в сумке за плечом, как бескрылый альбатрос цвета хаки, и занимал кучу места. И надевала я его только на тренировках, а так он не пригодился мне ни разу.
Теперь я жалею, что не обучилась стенографии: сейчас этот навык пришелся бы очень кстати. Я умудрилась уместить отчет всего на трех страничках пилотского блокнота, таким убористым почерком писала. Если никто не сможет разобрать, о чем тут вообще речь, оно только к лучшему.
Подготовка к тому, чтобы взорвать самолет, заняла много времени. Всем пришлось изрядно побегать туда-сюда в лунном свете. Допустим, подпольщики понимали, что делают, но я не имела об этом ни малейшего представления, и пользы от меня в тот момент не было никакой. К тому же голова жутко болела, я волновалась за Джули и не могла понять, почему бы этот чертов самолет просто не поджечь, да и дело с концом. Но оказалось, что, помимо трупа, предстояло избавиться еще от изрядного количества оборудования (полудюжины неработающих раций, с которых сняли все, что еще могло пригодиться, плюс пары устаревших, никому больше не нужных моделей). Кого-то послали забрать все это барахло из тайника, гонцы уехали на велосипедах, а вернулись с подводами. Тайником служил сарай, в котором я сейчас прячусь. Фермер, его хозяин, присовокупил старый граммофон без раструба, неисправную пишущую машинку в картонном чехле и инкубатор с обрывками проводов, слишком короткими, чтобы ими можно было хоть что-то присоединить. Должно
