Я, Юлия - Сантьяго Постегильо
– Когда Пертинакс был наместником в Британии, тамошние легионеры подчинялись ему с неохотой, – напомнил Лет.
– А преторианцы вообще не хотят подчиняться никому, мы все это знаем, – отчеканил Цилон.
Септимий внимательно выслушал их, не сказав ни слова. Трибуны были правы. Чтобы привести к порядку британские легионы, Пертинакс был вынужден действовать с крайней жестокостью. Разразился мятеж, и он едва спасся. Юлия должна была помнить об этом, ведь супруги в своих разговорах не раз возвращались к тем дням, а она ничего не забывала. Преторианцы же, как верно заметил Цилон, всегда проявляли непокорность. Это придавало дополнительный вес посланию Юлии. Но Плавтиан настаивал на том, что им следует оставаться в Риме, занимая должности, которыми одарил их Пертинакс. По-своему он был прав.
– Мы будем руководствоваться и советами Юлии, и советами Плавтиана, – громко сказал Септимий.
Фабий Цилон и Юлий Лет подошли ближе, зная, что получат точные указания, и смысл этих слов, на первый взгляд противоречивых, тут же прояснится.
– Ты, Фабий, отправишься в Рим и изыщешь способ вывезти из города Юлию с детьми. Если увидишь Плавтиана, скажи ему, что я так велел, что я скучаю… по своей жене. Особенно по ночам. Это более чем понятно. – Наместник улыбнулся, трибуны тоже: оба видели Юлию и знали, как она красива. – Коммод недвусмысленно приказал женам наместников Паннонии, Британии и Сирии оставаться в Риме. Пертинакс этого решения не подтвердил. Можно предположить, что это распоряжение было негласно отменено вместе со многими другими… В таком случае у меня развязаны руки, я могу привезти Юлию к себе. Вполне вероятно, что Альбин и Нигер хотят сделать то же самое – выписать к себе своих жен и детей. Но я не уверен. Как бы то ни было, Юлия хочет быть со мной, и она будет со мной. Передай также Плавтиану мое пожелание: пусть он не покидает Рима и сообщает нам обо всех событиях. Плавтиан и Алексиан остаются в городе. Я подтверждаю тем самым, что держу слово, данное Пертинаксу, независимо от того, где пребывают моя жена и мои дети. А ты, Лет, останешься со мной и поможешь привести легионы в полную готовность.
– Готовность к чему? – спросил Лет.
– К схватке.
– К схватке с кем?
– Этого я пока не знаю.
XV. Забытые
Земли квадов и маркоманов, к северу от Данубия. Северная граница Верхней Паннонии Конец февраля 193 г.
Луция вглядывалась в горизонт, приложив одну руку ко лбу, чтобы капли дождя не попадали в глаза. Другой рукой она придерживала сидевшего на коленях младенца, которого кормила грудью.
– Всадники едут в нашу сторону, отец!
Высокий, плотный мужчина вышел из сарая, где держали скотину, и встал рядом с дочерью, глядя на приближавшихся конников.
– Это легионеры? – спросила девушка.
– Не знаю, – обеспокоенно ответил отец. – Иди в дом и следи за тем, чтобы мать и дети не выходили наружу.
Луция не стала спорить и поспешила к деревянному домику, стоявшему рядом с сараем.
– Кто они? – спросила пожилая женщина. Ее лоб, руки и шею покрывали морщины, говорившие о тяжелой жизни.
– Не знаю, матушка, но отец велел закрыться в доме и не выходить.
Мать кивнула и подперла дверь толстым бревном. Луция сделала то же самое со всеми окнами, кроме одного, чтобы можно было выглядывать из него.
– Встань вон там, у огня, вместе с малышом и братьями, – сказала мать.
Луция повиновалась и, не переставая кормить младенца, примостилась рядом с очагом вместе с двумя младшими братьями, мальчиками двенадцати и десяти лет. Когда-то детей было больше, но здесь, на далеком и холодном севере, поселенцам приходилось очень тяжело: сестра и брат Луции умерли прошлой зимой, подхватив лихорадку. Ее молодой муж, отец ребенка, которого Луция сейчас кормила, скончался от той же лихорадки несколько месяцев назад. Они бежали из Рима во время опустошавшей город чумы и отправились на север, к рубежам империи, в поисках лучшей жизни. В конце жизни Марк Аврелий даже мечтал создать новую провинцию к северу от Данубия, подобно тому, как Траян образовал Дакию на востоке. Поселенцы ни о чем таком не мечтали – просто хотели обзавестись небольшим хозяйством, чтобы можно было прокормиться. Но после сражений между маркоманами и легионерами область к северу от Данубия превратилась в ничейную землю, где почти не было ни закона, ни порядка. Рим забыл об этих людях. Луция и ее родные постоянно боялись, что на них нападут маркоманы или квады, рыскавшие вдоль границы в надежде на добычу. Бедность, в которой они жили, служила им единственной защитой. Их надел, впрочем как и соседские, мало чем мог привлечь отряд северных варваров.
Мать мигом закрыла окно.
– Что там, что? – в тревоге спрашивала Луция, видя ее искаженное от ужаса лицо.
– Твой отец убит… на нас напали… – пробормотала мать, отходя от закрытого окна и ища защиты у очага. Теперь она была уверена, что им пришел конец. – Нас всех убьют.
– Это маркоманы? – спросила Луция.
– Какая разница? – сказала мать, обнимая детей.
Раздались удары в дверь.
– Во имя Юпитера, откройте! – закричали снаружи. Неизвестные говорили по-латыни без малейших признаков германского выговора.
В хижине никто не двинулся с места. Дверь продержалась недолго. Мужчины в потемневших туниках, давно не стиранных и не чищенных, ворвались внутрь. Схватив женщин, они отвели их в сторону.
– Эта слишком стара, – сказал тот, кто, видимо, был
