Тамара. Роман о царской России - Ирина Владимировна Скарятина
Благодаря доктору Руковскому в Стронском никогда не бывало серьёзной эпидемии. Ведь помимо холерных бараков, где все заболевшие были изолированы, тот убедил Папу организовать бесплатные полевые кухни для крестьян, пребывавших на сельскохозяйственных работах, и подобные кухни разъезжали по всей округе, доставляя им горячую пищу и раздавая сотни литров кипячёной воды.
Позже от холеры были введены прививки, и все наши крестьяне обеспечивались ими бесплатно. По сути, они были обязательными, и каждому жителю, будь то мужчина, женщина или ребёнок, Доктор выдавал справку о том, что тот был привит. Поначалу, как и все крестьяне по всей России, они прививкам не доверяли и даже их ненавидели, доходя до обвинения врачей в том, что те на самом деле заражали их страшной хворью, чтобы извести на корню весь крестьянский класс. Но постепенно они начали всё понимать и в итоге были благодарны за помощь. Когда же мне впервые сделали прививку, я оказалась единственной из трёхсот человек, у кого была самая бурная реакция, и отчаянно мучалась в течение двенадцати часов.
В воскресный день 9 января 1905-го года мне выпало быть целиком вовлечённой в историческое событие, позднее окрещённое "Кровавым воскресеньем". Накануне детская горничная Дуня по секрету поделилась со мной, что в ближайший выходной её брат Стёпка, работавший на Путиловском заводе, намеревался вместе со всеми другими рабочими участвовать в большом шествии. Она сказала, что они собирались отправиться к Зимнему дворцу на встречу с императором. Однако всё это держалось в строгой тайне, и мне не следовало посвящать в неё никого, даже Няню.
Прекрасно зная Стёпку, так как тот был выходцем из крестьян нашего села и часто заглядывал к нам навестить Дуню, мне не терпелось увидеть его в рядах демонстрантов. К счастью, это должно было произойти во время нашего обычного променада с Няней по Невскому проспекту. Несмотря на распиравшее меня волнение, я сохранила свой секрет и ни словом не обмолвилась о нём с Няней, надеясь и молясь, чтобы не случилось задержки с началом шествия и чтобы Няня не утянула меня домой раньше времени.
Но та была полна любопытства из-за необычного числа солдат, стоявших на улицах и возле дворца и, казалось, напряженно ждавших, что произойдёт нечто особенное. Вдруг мы услышали громкое пение и топот множества ног. Няня навострила уши.
"Похоже, сюда двигается целый полк", – взволнованно произнесла она.
"О, пожалуйста, давай посмотрим, как он пройдёт", – взмолилась я, зная, что она обожала парады столь же сильно, как и я, в особенности когда те сопровождались массовым пением. Итак, мы встали у бордюра и принялись ждать, когда кто-то появится в поле зрения. Спустя несколько минут вокруг нас собралась толпа, жадно и разинув рты наблюдавшая за проходившей мимо процессией. Когда та только показалась вдалеке, раздались разочарованные возгласы, так как это был вовсе не полк, а всего лишь толпы рабочих, возглавляемые человеком, который высоко держал золотой крест. Прямо за ним следовала группа мужчин, нёсших иконы, священные хоругви и портреты императора. Идя стройными рядами, они распевали "Боже, царя храни" и все были одеты в свои лучшие воскресные наряды. Тут и там среди них виднелись женщины и дети.
"Очень странно! – заметил мужчина, жавшийся рядом с Няней. – Да, это явно демонстрация рабочих, но она сильно отличается от всех, что я прежде видел. Послушайте, что они поют, и посмотрите на иконы".
"Должно быть, это церковный ход", – ответила Няня, широко осенив себя крестным знамением и низко поклонившись, когда мимо проплыли иконы. Да и жандарм, стоявший перед нами, сняв фуражку, набожно перекрестился. Голова процессии приближалась к Дворцовой площади, и высоко над тёмным морем голов сиял золотой крест. Солдаты, напрягшись, враз примкнули штыки. "Стойте, или мы будем стрелять!" – крикнул офицер.
Вдруг я заметила Стёпку с хоругвью в руках.
"Смотри, Няня, смотри. А вот и наш Стёпка", – закричала я, и прежде чем она успела что-либо сказать или сделать, чтоб мне помешать, я отпрыгнула от неё в сторону и бросилась к парню, крича: "Подожди меня, Стёпка, я бегу".
Некоторое время я слышала, как Няня топала за мной и, задыхаясь, кричала: "Вернись немедленно, никчёмная девчонка!" Но она была старой, тучной и медлительной и вскоре совсем потеряла меня из виду. Скача, как заяц, я догнала Стёпку, а тот, узрев меня, ухмыльнулся и в изумлении воскликнул: "Батюшки! А ты-то откуда взялась?"
Не сумев из-за гвалта расслышать мой ответ, он наклонился и прокричал: "Мы идём к императору. Держись за меня, не потеряйся".
Я послушно схватилась за карман его пальто – неизменно лучшую деталь одежды, чтобы уцепиться – и, распевая во весь голос, зашагала рядом с ним. Несколько окружавших нас мужчин показывали на меня пальцами и смеялись. Мы маршировали ещё с минуту-другую, а после вдруг остановились. Пение прекратилось, и всё стихло, если не считать топота множества ног, приближавшихся к нам сзади.
"Глянь, глянь! – возбуждённо закричал Стёпка. – Через минуту император выйдет на свой балкон, чтобы нас поприветствовать. А когда он появится, я тебя подниму, и ты тоже сможешь его увидеть".
Внезапно что-то сверкнуло и раздалось "бах-та-та-та" – безошибочно узнаваемый дробный звук стрельбы. Снова и снова. Началось настоящее столпотворение.
"Они стреляют в нас, они стреляют!" – кричали вокруг десятки голосов.
"Это полиция! Солдаты!"
"Бегите, бегите! А то всех поубивают!"
"Аминь нам пришёл …"
Началась давка. Теснимая со всех сторон, я, всё так же держась за Стёпкин карман, оторвала его и упала ничком.
"Подними девульку! Её ж насмерть затопчут", – крикнул кто-то, и я уже не валялась, на сей раз очутившись у Стёпки на руках. Мой лоб был рассечён, из носа текла кровь, а рот наполнила грязная жижа.
"Успокойся, не плачь, с тобой всё в порядке", – выдохнул он и бросился бежать, вырвавшись на свободное пространство, где было больше простора для манёвра.
"Бах-та-та-та", – продолжался треск, разрывая морозный воздух.
"Закрой глаза. Наклони ниже голову. Прижмись ко мне как можно сильнее", – выдыхал он, то сгибаясь пополам, то скача, словно кенгуру. На секунду он почти припадал к самой земле, а затем выпрямлялся и снова прыгал то в одну сторону, то в другую.
Резво шныряя, мы наконец добрались до боковой улочки, где он бросился через открытые ворота на чей-то задний двор. И там, поставив меня на ноги, он снял кепку и принялся вытирать лоб. Он тяжело дышал, а на его лице виднелась кровь.
"Это моя кровь?" – тревожно спросила я.
Он поднял
