Королевский библиотекарь - Дейзи Вуд
– Магазин закрыт, – сказала Тамара. – Я зашла в вашу квартиру, но там сейчас живут немцы. Полагаю, нацисты. Где твоя мама?
Софи заплакала, сжала руки Тамары и молча покачала головой.
– О, моя дорогая леди! – Тамара вытерла глаза тыльной стороной ладони. – Пусть память о ней будет благословенной. А твой несчастный отец?
– Его тоже нет в живых, – ответила Софи. Возможно, если бы она произносила эти слова достаточно часто, то наконец бы в них поверила.
Судя по всему, Тамару новости не удивили: уж такие времена они переживали.
– Так где вы с Ханной остановились? – уточнила она.
– Ханна уехала в Америку, а я завтра уезжаю в Англию, – сообщила Софи.
Тамара так крепко сжала ее руки, что Софи ахнула.
– Позволь мне поехать с тобой, пожалуйста! Я была тебе как сестра. Твоя мама любила меня как дочь, ты же знаешь. – Не выпуская рук Софи, она опустилась на колени на тротуар. – Я сделаю все, что попросишь.
Софи помогла ей подняться.
– Тамара, мне очень жаль, но я не могу взять тебя с собой. Сейчас не могу. У меня есть виза только для себя. Но как только я окажусь в Англии, я сделаю все возможное, чтобы помочь, обещаю.
– Мне больше некого просить, – произнесла Тамара, одергивая одежду. – Ты – моя единственная надежда. – Она полезла в сумочку, достала блокнот и дрожащими руками начертала адрес на странице, которую вырвала и передала Софи. – Пиши мне сюда. Я живу у подруги. Не забывай меня, Софи, умоляю! Ради дорогой Ингрид.
– Не забуду, – пообещала Софи, потрясенная и переполненная чувством вины. Сейчас она ничем не могла помочь Тамаре; ей нужно было спастись самой и лишь потом помогать другим. Возможно, ее мама убедила бы миссис Слейтер защитить Тамару одним росчерком пера, но Софи не могла рисковать собственными шансами. Ей необходимо было брать пример скорее с Рут Хоффман, нежели с Ингрид Клейн, как бы жестоко это ни звучало. Кроме того, она знала, что это все равно не сработает.
На обратном пути в Леопольдштадт она прошла мимо элегантно одетого мужчины, напомнившего ей отца. Он вышел из мужского туалета с ведром и шваброй, а нацист в форме принялся на него орать, собрав вокруг толпу зевак.
– Saujüdin! [19]– кричал мальчик в кожаных штанах. Большинство людей носили повязки со свастикой или другие нацистские знаки отличия, и Софи без этой маскировки чувствовала себя заметной и уязвимой. Однако носить ненавистную эмблему было для нее смерти подобно. Поспешив дальше, она купила у уличной торговки булочку с мясом, не смея взглянуть на женщину, которая ее обслуживала, и быстро вернулась в комнату Рут, где с жадностью ее проглотила.
– Я жива! – напомнила она себе, присев на край дивана и глядя на свои руки так, словно они принадлежали кому-то другому. – Я справлюсь, так или иначе.
Наконец-то у Софи появилось время подумать. Она откинулась на спинку дивана, закрыла глаза и отпустила свои мысли. Планы на жизнь, которые были так важны для ее самоощущения, исчезли, оставив после себя пустоту. Она хотела успеть сделать карьеру до замужества, если вообще когда-нибудь решила бы выйти замуж. Ее начальница в библиотеке, похоже, прекрасно проводила время, будучи одинокой работающей женщиной, не обремененной ни мужем, ни детьми. В Вене, разумеется. Разве можно было хотеть жить где-то еще? Но сейчас эти мечты казались такими же далекими, как сказочные истории, которые она читала Ханне на ночь. Выхода не было: так или иначе, ей нужно было покинуть город, и как можно скорее. Королевская библиотека в Виндзорском замке! Что бы сказал на это папочка? Он словно присматривал за ней – так же, как мамочка заботилась о Ханне, – посылая ей этот шанс получить идеальную работу.
Наконец она позволила себе вспомнить смерть отца и нарисовать в воображении гибель матери, пытаясь смириться с тем, что они ушли навсегда. Когда придет ее час, она станет такой же, как они: храброй, достойной, величественной. А до тех пор она будет лелеять пылающее внутри пламя ненависти и превращать его в ярость, достаточно сильную, чтобы уничтожить нацистов и все, за что они выступали. Однажды мир узнает, что они сделали, и, даст Бог, она станет тому свидетельницей. Из этого испытания выйдет новая Софи Клейн: сильная и безжалостная, без капли сострадания к ним.
* * *
Она собрала оставшиеся вещи и уже собиралась выйти из комнаты, как вдруг раздался стук в дверь, и она бросилась в другую сторону, в кухню и на металлическую пожарную лестницу. Оказавшись на улице, она помчалась со всех ног, а мужчина, который, должно быть, был хозяином дома Рут, высунул голову из окна и кричал ей остановиться. Вернувшись на вокзал, Софи купила билет на ночной поезд, который должен был увезти ее из Австрии, и весь день просидела на той же скамейке, которую они с Рут облюбовали несколько дней назад. «Придет и наш черед», – сказала Рут и оказалась права.
Ein Volk, ein Reich, ein Führer – один народ, одно царство, один вождь – гласил плакат на стене напротив, и с него смотрело суровое лицо Гитлера в профиль. Такими плакатами теперь был оклеен весь город. Софи задрожала. Чтобы добраться до французского побережья и на следующий день сесть на ночной паром до Дувра, ей придется проехать через всю Германию, и на каждом этапе пути будут досматривать ее вещи и документы. Помимо ценностей, спрятанных в подкладке пальто, в бедро неприятно упирался папин карманный пистолет маузер, сохранившийся со времен войны. Если его обнаружат, ее тут же арестуют, но риск того стоил: она скорее покончит с собой, чем окажется в тюрьме, и, возможно, ей удастся захватить с собой на тот свет пару нацистов.
Вокруг нее туда-сюда сновали пассажиры: маленькие дети, спящие на руках у родителей; группа музыкантов с инструментами за спиной; несколько одиноких женщин, таких же как и она. Наконец наступил вечер. На платформе объявили отправление поезда, и Софи бросилась к билетному барьеру. Она протиснулась через него и нагло уставилась на штурмовика, проверяющего ее документы и багаж, будто бросая ему вызов. Она должна была выстоять, как советовала Рут. Прежде никогда не ощущавшая себя еврейкой, она оказалась частью меньшинства, вынужденного спасаться бегством, восстанавливая свое
