Душа Лахора - Читра Банерджи Дивакаруни
«Забыть тебя? – хочется закричать мне. – После всего, что ты для меня сделал? Я бы не вышла за Саркара, если б ты не отвел меня в гурдвару…»
Но у меня нет шанса поговорить с братом по душам: приехала телега с едой, и ее разгружают. Манна шагает по двору и отдает ненужные команды. Факир поздравляет меня и называет рани Джиндан – это звучит так безумно, что мне трудно не засмеяться. Глаза у наставника поблескивают; он знает, о чем я думаю. Командир отряда солдат сообщает, что скоро надо будет отправляться – ехать нам долго. Биджи настаивает, чтобы я хоть что-нибудь съела. Раги поет последний шабад: «Пури аса джи манса мере раам» — «Все мои надежды сбылись». Его голос, на удивление прекрасный, проникает мне в душу. Моя прежняя жизнь закончилась.
– Обещаю, – шепчу я Джавахару, а потом Биджи меня уводит.
Глава 11
Зенана
Начинается путешествие хорошо. Я еду в крытом экипаже, Факир рядом со мной. Он рассказывает мне новости двора. А потом вдруг прибывает всадник с сообщением.
Азизуддин хмурится:
– Мне надо уехать. Я нужен Саркару.
Мне хочется умолять, чтобы он меня не бросал, но его главный долг – перед правителем, как и мой. Стараюсь, чтобы голос у меня не дрожал:
– Он не в Лахоре?
– Нет, отправился в Ферозепур на похороны. Потому-то махараджа и не смог прибыть в Гуджранвалу. Он должен был вернуться в Лахор сегодня, а теперь вот задерживается.
Я так нервничаю от перспективы остаться одной, что не могу скрыть обиду.
– Что это за человек такой особенный, что Саркар едет на его похороны, а не на собственную свадьбу? И его даже не будет в крепости, когда я приеду!
– Саркару очень жаль, что он не смог присутствовать на свадьбе лично, но ему казалось, что ты предпочтешь не ждать дольше оговоренного, – терпеливо объясняет Факир. – Лахман Каур, женщина, которая умерла, действительно была особенной. Она много лет правила Ферозепуром, стратегически очень важным городом на границе, и всегда поддерживала Саркара. Ему надо было приехать на похороны, чтобы оказать ей почести. И помешать британцам, которые пытаются захватить контроль над городом. Гурбакш, командир отряда, о тебе позаботится. Он отвезет тебя в зенану. Саркар вернется, когда сможет.
Мне понятна его невысказанная мысль: такова жизнь супруги правителя, ты всегда будешь занимать второе место после Пенджаба, привыкай.
– Ну хотя бы там будет рани Гуддан, – говорю я, вспоминая красавицу, которая была ко мне так добра на пиру. Мне очень хотелось ей написать, но Саркар велел подождать.
У Факира огорченный вид.
– Мать Гуддан смертельно больна. Рани уехала в Кангру, чтобы побыть с ней.
То есть, когда мы прибудем в крепость, я окажусь совершенно одна.
Факир дает солдатам знак, они отъезжают, и мы остаемся один. У меня начинают потеть ладони. Зачем наставнику понадобилось поговорить со мной наедине?
– Я собирался отложить эти новости на потом, – говорит он. – Не хотел испортить твою первую брачную ночь. Но по крепости ходит множество слухов. Лучше тебе услышать все от меня, а не от злобных дураков. Несколько месяцев назад с Саркаром произошел несчастный случай. У него был длинный день в Дурбаре, он вел переговоры между двумя враждующими кланами. Вернувшись к себе, махараджа упал и не мог ни говорить, ни двигаться. К счастью, я был там и велел стражникам сразу его окружить, так что никто ничего не видел. Солдаты отнесли его в постель. Врач сказал, что у нашего Саркара был удар.
Факир объясняет, что такое удар. Мой мозг, кажется, тоже парализовало от шока.
– Мы скрыли происшествие от граждан и армии хальсы, иначе начались бы беспорядки. Шакалы, прячущиеся в тенях, могли показать свой оскал. Ухаживали за ним только Май Наккайн и ее ближайшие прислужницы. Я очень беспокоился и каждый день молился. Но у Саркара огромная сила воли. Через несколько недель, несмотря на советы своих ваидов, он вернулся ко двору, хотя говорить стал меньше, чем раньше, но и пить, к счастью, тоже. Я все это тебе рассказываю, потому что досуг правитель будет проводить в основном с тобой, во всяком случае в ближайшее время. Не давай ему слишком много пить. Не спорь. И не позволяй перенапрягаться, стараясь доставить тебе удовольствие.
Я краснею, когда понимаю, о чем говорит Факир, но ценю его откровенность. Однако я не уверена, что смогу повлиять на нашего упрямого правителя.
Азизуддин улыбается, будто понимает мои сомнения.
– Любовь – твое самое сильное оружие.
У меня сотня вопросов и тысяча тревог, но наставник салютует мне и уезжает.
* * *
Стемнело. Я жду в экипаже возле крепости, пока Гурбакш колотит в запертые ворота, требуя, чтобы часовые нам открыли. Мы опоздали, потому что у экипажа отвалилось колесо и командиру отряда пришлось искать кузнеца. Изукрашенный меч я держу на коленях; он тяжелый, но я не хочу его выпускать. Посреди всей этой суматохи он меня утешает.
– Я не могу открыть ворота без разрешения начальства, – говорит часовой. – Меня уволят.
– У меня тут новая супруга Саркара! – кричит Гурбакш. – Хочешь, чтобы она за воротами спала? Когда повелитель об этом услышит, ты потеряешь не только работу!
Я устала и хочу есть, поэтому с меня хватит. Поправляю покрывало, выхожу и поднимаю меч. Драгоценные камни на ножнах блестят в свете факелов. Выражение лица часового меняется.
– Я рани Джиндан, – властно заявляю я. – Уверена, Саркар тебя вознаградит за то, что ты откроешь ворота и впустишь меня. Гурбакш проводит меня до моего хавели. Сундук мой можешь оставить до завтра.
Может быть, дело в моей уверенности, а может, в мече. Часовой кланяется, и дверь приоткрывается. Гурбакш предлагает понести меч и узелок, который дала мне Биджи, но я предпочитаю нести меч сама, хотя он тяжелый, и, пока мы поднимаемся по крутым ступеням, мне часто приходится делать передышку.
Мы идем по территории погруженного в сон дворца. Ночью здесь все не так, как в моих воспоминаниях. Серебристые башенки выглядят холодными и пугающими, а фонтаны наполнены осколками лунного света. Сердце у меня ноет от одиночества.
Но разве не было одиночество моим спутником последние два года?
И тут из темноты появляется фигура и преграждает нам путь, подняв меч и резко скомандовав остановиться. Вооруженная женщина, а за ней другие. Стражницы зенаны! Одна грубо хватает меня за руку, другая подносит клинок к горлу Гурбакша.
Я вспоминаю, как Манна говорил мне, что




