Миры Эры. Книга Третья. Трудный Хлеб - Алексей Олегович Белов-Скарятин
 
                
                "Потерявшая состояние фрейлина императрицы прибывает в США как иммигрантка.
Одинокая молодая женщина, облачённая в серое, перегнулась через поручни парохода 'Франкония', когда судно из Ливерпуля прибыло сегодня в Нью-Йоркскую гавань. Стоило кораблю приблизиться к пирсу, как эта иностранка, закрыв лицо руками, разрыдалась. То была графиня Ирина В. Келлер, некогда фрейлина русской императрицы Александры. Оказавшись так далеко от дома, она по нему тосковала".
Наконец "Франкония" пришвартовалась, и, простившись со всеми своими новыми друзьями, я сошла на берег, где меня незамедлительно направили на таможню, к проходу с буквой К. За мной по пятам следовали репортёры, весьма заинтересовавшиеся, видимо, моим багажом.
"И это всё, что у вас есть?" – удивился один из них, недоверчиво указывая на два моих маленьких чемоданчика.
"Ну, да, это всё", – ответила я, очень жалея, что у меня не было ни одного объёмного кофра, который я могла бы хвастливо назвать своим.
"Так, так", – было единственным, что они промолвили, многозначительно переглянувшись, когда мои чемоданы были открыты и их содержимое было явлено на свет Божий. И очередное "так, так!" прозвучало, когда маленькое пёрышко скопы́34 выпорхнуло из складок одного из платьев. Это перо было подарено мне незадолго до того дня, как я покинула Лондон, и являлось дорогим сердцу предметом.
"Провоз скоп в Штаты запрещён", – строго произнёс инспектор, подобрав перо-нарушителя и сердито положив его обратно в чемодан, который затем с грохотом захлопнул.
"Ох, извините, я не знала", – нервно промямлила я, теребя свою дамскую сумочку и, поскольку беда не приходит одна, тут же порвав перчатку на кончике указательного пальца правой руки.
"Хм, – выдавил из себя инспектор, посмотрев на мою перчатку, потом на сумочку, потом вновь на чемоданы. – Хм" (… и вдруг) "всё, вы можете идти", – отворачиваясь от меня, прорычал он, в то время как кто-то из газетчиков выкрикнул нечто загадочное, прозвучавшее для меня как "эдэбо́й"35.
"Эдэбой – что это?" – спросила я, однако прежде чем успела получить ответ, ко мне подбежал низенький толстый краснолицый человечек, вытирая лоб и взволнованно размахивая письмом.
"Меня зовут мистер Мидстрим, а вы графиня Келлер? – воскликнул он, подбежав ко мне и сунув письмо под самый мой нос. – Потому что, если это вы, то вам нужно это прочесть!" И я прочла следующие строки, впрочем, так же как и мои друзья-репортёры, заглядывавшие мне через плечо:
"Дорогой Джон, – говорилось там, – не сочтите за труд оказать мне услугу, встретив в порту графиню К., прибывающую на 'Франконии' 3 июля. Сводите её на ланч, а после посадите на поезд до Метрополя. Скажите ей, чтобы там она пересела на другой, делающий остановку в Рассвете. Нет никакого смысла сажать её в скорый поезд из-за дополнительных трат на проезд, так что купите ей билет в обычный. За всё, что будет потрачено на неё, пришлите мне счёт с подробным описанием, и я вам всё немедленно возмещу.
Искренне ваш,
Хайрам Хиппер".
С ощущением, словно только что получила пощёчину, я в оцепенении вновь и вновь перечитывала слова: "Нет никакого смысла сажать её в скорый поезд из-за дополнительных трат на проезд", – тогда как газетчики за моей спиной тихо присвистнули.
"Скажите, а кто этот великодушный малый, что написал сие шикарное письмо?" – спросил один из них тоном, показавшимся мне весьма ироничным.
"Гай36? – растерянно повторила я. – Гай? Нет, его зовут не так, его имя – Хайрам …" – однако прежде чем я успела закончить, мистер Мидстрим прервал меня, сердито прокричав: "Не их собачье дело, леди! Пойдёмте, мы не можем терять ни минуты … А что касается вас, – повернулся он к репортёрам, – отвалите, ясно вам? Проваливайте!"
"Ударить что?37" – встревоженно воскликнула я, теперь уже совершенно сбитая с толку и не понимающая, что имеет в виду этот человек. Однако он без дальнейших объяснений одной рукой схватил меня за локоть, а другой сердито замахал на репортёров, издавая при этом кудахчущие звуки, будто отгонял цыплят.
Там они и остались стоять – компания имевших дерзкий вид, ухмылявшихся молодых ребят в шляпах, сдвинутых на затылок, и с руками, засунутыми в карманы, – но они мне нравились, я доверяла им, и поэтому возникло ощущение, что, последовав за незнакомцем, я бросаю старых друзей.
"До свидания!" – напоследок оглянувшись через плечо, прокричала я, влекомая прочь мистером Мидстримом.
"Пока не прощаемся, увидимся на вокзале", —прокричали они в ответ, и по какой-то причине эти слова меня сильно приободрили.
Выйдя на улицу и сразу же сев в такси, мы отправились в отель "Пенсильвания", где, как любезно пояснил мне мистер Мидстрим, "я куплю вам ланч". В отеле мы прямиком двинулись в ресторан, и там мой сопровождающий заказал самую странную трапезу, которую я когда-либо ела: для начала моллюски, затем фруктовый салат, а на десерт – тыквенный пирог. Я осторожно проглотила моллюска, но тот вызвал приступ тошноты; после испытала шок, обнаружив, что мой салат сладкий; и под конец чуть не подавилась куском странного на вкус пирога. И тут оркестр, до этого исполнявший весёлые мелодии, внезапно заиграл предсмертную песню мадам Баттерфляй, что, очевидно, стало для меня последней каплей, поскольку я не смогла сдержать слёз и, уткнувшись лицом в салфетку, горько заплакала.
"Ох, Графиня, что случилось? Вам не понравился ваш ланч? Или вам слишком жарко? В чём дело?" – вскричал мистер Мидстрим, вскочив, дико порхая вокруг меня и, дабы меня освежить, размахивая салфеткой над моей головой. Но я не могла вымолвить ни слова, и, вероятно, заметив, что все в ресторане на нас пялятся, он, быстро оплатив счёт, вывел меня из отеля обратно к такси.
"Поездка – это то, что вам сейчас нужно, чтоб взбодриться", – оптимистично сказал он, пока мы мчались по улице, но вдруг водитель резко дал по тормозам, из-за чего я больно ударилась головой, тем не менее рассмеявшись, поскольку вспомнила стихотворение, сочинённое моим братом и записанное им в мой альбом, когда я была маленькой:
"Дам совет тебе я в помощь:
Постучись о стену лбом,
И тогда ты сразу вспомнишь —
Любят все тебя кругом".
"Вот видите, – весело воскликнул мистер Мидстрим. – Разве я не говорил, что вы почувствуете себя лучше? А теперь взгляните в окно – это Пятая авеню, самая прекрасная улица в мире, девочка моя, никогда не забывайте об этом!"
Я посмотрела и была разочарована. Почему-то я ожидала, что Пятая авеню будет похожа на очертания Нью-Йорка,
 
        
	 
        
	 
        
	 
        
	 
        
	 
        
	
 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	





