Воскрешение - Денис Валерьевич Соболев
Это было одной из тех вещей, ошибиться в которых практически невозможно; можно перепутать чужой почерк, чужой силуэт в толпе, но практически невозможно перепутать почерк свой собственный, если он, конечно, не был искусно подделан. Но подделан он не был. Эта поделка вообще не была искусной. Митя узнал ее. В ее основе находилась тупиковая версия их собственной разработки. Митя долго возился с ней, придумал несколько элегантных частных решений, но ошибочность общей концепции они не спасли, и Митя решил отложить ее для дальнейшей доработки. Так он, по крайней мере, объявил официально; для себя же он решил больше не тратить на нее ни свое, ни чужое время. Серьезной конкуренции все это для них не представляло. Их изначальная тупиковая конструкция была доделана чрезвычайно топорно; было видно, что доработчики очень торопились и не понимали общего замысла. Баги, над устранением которых Митя столько бился, были не исправлены, а как бы замазаны, видимо дополнительной программной писаниной, так что при поверхностной прогонке в стандартных условиях они не так бросались в глаза. Но весь этот топорный самопал, который при других обстоятельствах не стоил бы потраченного на него времени, ставил их перед более серьезной проблемой. У них был крот, хотя, видимо, не самый грамотный. Митя попросил Эрана к нему зайти.
– Тебя в последнее время ничто не удивляло? – спросил он без предисловий.
Эран кивнул.
– Нас всех удивляет, – ответил он.
– Это хорошо, – сказал Митя. – Удивляться полезно. Я уже третий день с этим вожусь. И железо за эти дни проверили довольно подробно. Я узнал руку.
Эран внимательно на него посмотрел.
– Это моя рука, – продолжил Митя. – Мне это пришло в голову еще в первый день, но я все думал, что вдруг ошибаюсь.
– А теперь?
– Теперь думаю, что не ошибаюсь.
Эран отодвинул кресло, встал, несколько раз прошелся по кабинету, потом сел снова.
– Ты помнишь, когда мы подозревали, что кто-то из южноливанцев сливает хезбалонам? Помнишь те несколько раз, когда казалось, что хезбалоны уже нас ждут?
Эран снова кивнул.
– Это проект С-11. Тебе нужно будет проверить, кто именно имел к нему полный доступ. Не сливал ли его кто-нибудь совсем втупую? Не рылся ли в нем? Кто вообще шлялся по помещениям в неурочное время? Проверь камеры. Все равно головной отдел безопасности начнет сейчас копать, но пока у них нет того, что знаю я. И еще. Ты уже не в Ливане. Так что подозревай всех. Даже меня. Даже Нету, если тебе будет так удобнее. И чтобы о том, что ты это ищешь, знал только ты. Ты, и все, понимаешь? Все прочие пусть ждут проверки концерна.
– Хорошо, – ответил Эран. – Но что же это такое. Слушай, какое паскудство. Ладно, отправляюсь в туман. – Потом остановился. – В Ливане-то было проще, – добавил он.
– Не расстраивайся ты так, – сказал Митя. – Найдется какой-нибудь особо жадный быдлокодер. Сдадим его ментам и продолжим работать. С технической точки зрения вся эта хрень доброго слова не стоит. Я ее уже изучил вдоль и поперек. А с рынка ее уберут. Скандал им тоже не нужен.
Но проще не оказалось. Эран пришел через два дня с черными от бессонных ночей кругами вокруг глаз. Казалось, он постарел лет на пять.
– Это не южноливанцы, – убитым голосом сказал он, тщательно закрыв за собой дверь. – Это Нир.
Эран вывалил перед Митей огромную бесформенную охапку распечатанных документов; поверх них положил одинокую флешку.
Когда к Мите зашел Нир, в соседней комнате около стола Митиной секретарши сидели Нета и Эран и делали вид, что разбирают какие-то коммерческие документы. Проходя, Нир приветливо поздоровался и помахал им рукой. Войдя в кабинет, он уже собрался было отодвинуть кресло от стола и вальяжно в нем расположиться.
– Зачем ты это сделал? – спросил Митя так же, как и два дня назад, без предисловий. Он встал и внимательно взглянул Ниру в глаза.
– Ты это вообще о чем? – Нир засмеялся; он все еще держал руку на спинке кресла, но его пальцы чуть дрогнули. Митя это заметил.
– Это твой единственный шанс. Дальше с тобой будет говорить служба корпоративной безопасности.
– Ты-то что так перепугался? – ухмыльнулся Нир. – С каких это пор ты стал горячим поборником корпоративных сверхприбылей? Фирму свою ты уже продал. Миллионы свои получил. Даже нам крохи достались. Так что ты так волнуешься? За шкуру свою боишься? Садись, сейчас все обговорим.
Митя продолжал стоять и молча на него смотрел.
– Значит, не обговорим? Ладно, как скажешь. Тебе же сложнее будет. Доказательств-то у тебя все равно никаких нет, и никакую коммерчески значимую информацию я никому не передавал.
– Ты человек технически невежественный, – пересиливая себя, медленно объяснил Митя, – и наследил очень изрядно. Доказательств тут на тебя как на Иди Амина. Но как ты мог? Зачем?
– Ты технический гений, – ответил Нир неожиданно дружеским и чуть заискивающим голосом, – тебе меня не понять. Ты в своей жизни еще много чего придумаешь. А для меня это был единственный шанс. Совсем единственный. Понимаешь, мой единственный шанс на виллу с бассейном. Один на всю жизнь. Кому моя социология нужна. Сам понимаешь.
Он широко улыбнулся, но Митя продолжал смотреть на него холодно и спокойно. Только внутри у него все переворачивалось. Разговор он, конечно, записывал, хотя еще не решил, что с этой записью будет делать дальше.
– Как ты мог? – снова спросил он.
– У тебя сколько было акций? – вдруг заорал на него Нир. – Горы. Даже у Неты, поблядушки твоей, было полно. А мы пришли сюда уже к шапочному разбору. Ну да, было у нас понемножку акций с барского стола, подкинул ты их нам на бедность, получили мы проценты от сделки. Вот так, значит; вам все, а нам ничего.
Митя продолжал молча на него смотреть. Смысл взгляда Нир понял и окончательно взорвался.
– Мой дед и бабка жили в бараках, – закричал он, – Тель-Авив строили на песках. Воевали. А для чего? Чтобы вы, русские, сюда приехали на все готовое? Жировали за наш счет? Все под себя загребли? Чтобы вы нами помыкали, как холопами, и крохи бросали, а мы молчали? Так, значит, получается?
Митя вызвал
