Облака на коне - Всеволод Шахов
– Замеры прислали… – сосед, как–бы опомнился, ткнул себя пальцами по лбу, объяснил, – я – метеоролог в Дирижаблестрое. А вас тоже иногда вижу на Долгопрудной.
Борис улыбнулся, но промолчал.
– Фамилия моя – Милюков… Может слышали?
– Нет, не слышал.
– Ну, тогда познакомимся, – сосед протянул руку, – Борис Милюков.
– Значит, тёзки, – Борис сунул руку в ответ.
– А вы в шахматы играете? – Милюков кивнул на доску.
– Кто в наше время не играет!? – Борис хмыкнул, – но сейчас от игры откажусь.
– Ваше право! – Милюков достал из кармана мешочек с крохотными фигурками. Заглянул в него, выловил оттуда белого и чёрного короля. Воткнул фигурки в отверстия на доске.
– Задачку вот… не могу решить.
Опять покопался в мешочке: выудил ладью, несколько пешек, коня. По памяти расставил фигуры на доске.
Борис посмотрел на доску.
– Сложная, похоже, задача.
– Неделю с неё ковыряюсь. Мат в четыре хода.
– О, я такие даже не смотрю. Для меня и в три хода с трудом, – Борис демонстративно махнул рукой.
Милюков погрузился в процесс размышления.
Борис, сбитый разговором, потерял настрой к чтению, стал посматривать по сторонам
Сидевший на лавке, через проход, парень решил пододвинуться ближе к проходу и случайно задел ногой большую холщовую сумку, прислонённую к ножке лавки. Сумка завалилась – металлический звон разнёсся по вагону. Женщина в валенках и тулупе, с недовольством, посмотрела на виновника, но не сказав ни слова, потянулась к сумке, прислонила её обратно.
Послышалось шыканье хмельной компании – трое на смежных сиденьях. Один, с недельной щетиной, громко огласил:
– Какая у бабки огромная жестянка! Литров на пять, наверное?
– Чего, пустая? С утра… Эй, мамаша, ночью, что–ли, торговала? – подхватил и другой из компании – рыжеватый.
Женщина недовольно промычала и язвительно выдавила:
– Что, думаешь легко нам жить? У меня пятеро детей, без мужика… – и вполголоса добавила: – С утра уже пьяные!
– Ладно… ладно, не кипятись, продай грамм триста хлеба, закусить охота, – щетинистый прояснил чего хочет.
– Нет хлеба! – женщина зло посмотрела на щетинистого. – Из еды только селёдка… Могу пару штук продать, – смягчилась, вероятно, оценив что может из сделки получить выгоду, – …на станции хоть керосин куплю.
– Ребята, вы, наверное, на заводе работаете? У вас и карточки, и зарплата, а в деревне не очень–то разгуляешься. – мужик с плоской бородой вклинился в разговоре, – утром молоко возим, обратно – хлеб, а сегодня с утра хлеб на рынок не привезли, говорят по карточкам всё распределили, – мужик успокаивающе медленно тянул слова.
– Что, и керосин, и молоко в этом же жестянке возите? – спросил рыжеватый, после того, как все трое выпили, по очереди передавая друг другу замызганный гранёный стакан.
– Ребята, да вы чего?… каждый день вымываю, – женщина всё же оправдывалась.
– Да это я так, выходной у нас сегодня, – рыжеватый на вид казался старше остальных в компании. На этих правах, он первым взял копчёную селёдку, зажав двумя пальцами. Расставил колени, чтобы не заляпаться. Помедлил и вдруг выхватил другой рукой газету у щетинистого. Развернул, увидел большой портрет Сталина, суетливо перевернул, чёткими укусами разделался с сочной мякотью и передал щетинистому. Тот, не долго думая, стянул зубами остатки со средней части селёдки. Третьему, совсем юнцу, пришлось обсасывать хвост.
– Смотри! Плывёт! – юнец, довольный закусью, играючи потряхивал в воздухе обглоданным скелетом. .
– Она скорее летает, чем плавает, – щетинистый хмыкнул.
– Ха! Летающая рыба, – юнец заставил хвост скелета делать волнообразные движения, – какая плавная!
– Чего ж, хочешь – хрящевая структура! – щетинистый показал свою осведомлённость в вопросах строения рыбьего скелета..
И тут Бориса осенило. Он молниеносно открыл книгу, лежащую на коленях, пробежал глазами раздел «Оглавление», пролистал на нужную страницу: «На дирижабле “N–1“ нижняя подвесная арматура – треугольного сечения, воспринимает на себя не только сжимающие усилия, но также и перерезывающие силы и изгибающие моменты…»
Неделю назад, в деревянном эллинге, они начали сборку дирижабля «В–5». Подвесили под оболочку центральную часть киля, временно присоединив шпагатом к кольцам катенарий. И сразу бросилось в глаза – начиная с середины к краям увеличивалось расхождение по длине. Замерили и ужаснулись – двадцатишестиметровая оболочка короче киля на один метр. Трояни сразу огласил: «Не учтено сокращение размеров оболочки после газонаполнения».
Неужели он заранее знал? Или всё–таки… на те февральские авральные работы Трояни был очень зол, постоянно напоминал: «Какой дурак сборку придумал делать при минус двадцать пять градусов? При нормальной температуре это расхождение компенсировали бы вытягиванием материи, а при таком холоде прорезиненная ткань нерастяжима».
Борис тоже с сомнением отнёсся к идее натягивания. Как–то нехорошо выглядело, тем более при такой большой длине жёсткой части. На статических испытаниях, добавочные изгибающие моменты в местах заделки труб вызывали сильные деформации. Нобиле почему–то сомневался, ставить ли на этот начальный проект шарниры или нет. Неужели Харабковский его убедил?
Да, Катанский прав, когда говорил: «Явления, происходящие при совместной работе оболочки с килём, значительно сложнее. Только вот некоторые наши товарищи, изобретающие сложные теории определения того, сколько на себя берёт оболочка и сколько киль, слишком самоуверены. Во многих случаях, изменение сверхдавления начинает ломать киль».
Борис снова покосился на ажурный скелет рыбы в руках смеющегося пьяного юнца. А в мозгу уже строилась схема, где разместить несколько шарниров в жёсткой трёхгранной пространственной ферме из кольчугалюминиевых труб. Доработка? Время? Да, но нужно на этом настоять. Решение проблемы, как вмонтировать оболочку в киль, постепенно проступало и Борису захотелось побыстрее войти в деревянный эллинг, чтобы провести уточняющие замеры для доработки.
– Вот, посмотри, два месяца древесина валяется, – Милюков постучал костяшками пальцев по пыльному стеклу окна.
Борис встрепенулся – возвратился в реальность – осмотрелся – мельком в окно – пожал плечами – не удивился. Борис, проезжая здесь, уже несколько месяцев наблюдал лежащие под железнодорожной насыпью десятки перевёрнутых вагонов с перевозимой древесиной.
– Ещё в январе товарняк с рельс сошёл, – Борис посмотрел на Милюкова.
– Интересно у них получается… металлические части, оси, колёса сняли, а помятые вагоны и древесина валяются. Конечно, место заболоченное, возни много… А всё почему? – Милюков, непонятно зачем, вслух рассуждал, – Лесозаготовка лес отправила, заявку выполнила, а железная дорога… что ж поделать… авария… бывает. Предприятие–получатель… ну что ж, не доставили, будем простаивать, не за свой же счёт по болотам ковыряться… Вот и валяется. Никому и не нужна, а вот им…, – Милюков теперь проговорил тише, потыкав в сторону крестьян, – не дадут забрать… указ от седьмого восьмого и ту–ту…
Милюков заметил, что на него смотрит вся пьяная компания и оповестил:
– Нет, сегодня, похоже, решение задачки опять не
