Воскрешение - Денис Валерьевич Соболев

– Но кого-то же ты хочешь позвать? – сказала Инна, окончательно выведенная из себя.

Митя подумал.

– Эрана можно, – сказал он. – И еще Нира.

– Это кто такие? – спросила Инна с изумлением; она никогда про них не слышала.

– Чуваки.

– И чем эти твои чуваки занимаются?

Митя пожал плечами:

– Понятия не имею.

– А где живут?

– Не знаю. Можно, наверное, найти по телефонной книге.

– Давно ты их не видел?

– Изрядно. Уже очень изрядно.

– И изо всех именно их ты хочешь позвать?

Митя кивнул.

– Значит, позовем, – с демонстративной покладистостью согласилась Инна. – Откуда ты их знаешь?

– В армии были вместе. Там было такое место, оно называлось…

Митя замялся. Он не знал, как ей все это объяснить. Она никогда его об этом не спрашивала, а сам он не рассказывал.

– Ой, только не сейчас, – раздраженно ответила Инна. – Меня и так на работе замучили армейскими байками, а теперь еще и ты в ту же степь. Потом расскажешь. Хорошо, значит, их тоже. Но адреса узнавай сам и сам созванивайся.

Митя снова кивнул, и она добавила имена к списку.

В назначенный день собрались гости; был установлен свадебный шатер; Митя надел Инночке кольцо на палец и сказал, что «она ему посвящена», а раввин их благословил. В этот миг Ханна неожиданно почувствовала себя штурманом, долго ведшим корабль по узкому скалистому проливу и, несмотря ни на что, все-таки приведшим его в обещанную безветренную гавань. Еще более неожиданным для нее оказалось то, что она ощутила, как ее наполняет счастьем, как будто замкнулся круг, прерванный революцией или еще до нее, как будто это ее руки соединились с невидимыми руками предков, а их голоса заговорили сквозь столь отчетливый и глубокий голос ее крови, так что теперь каждый ее ген и каждая клетка ее тела снова связаны с телами их бесчисленных предков. Она ощутила себя частью великой цепи, объединенной общей кровью и общим многовековым обрядом, частью тысяч душ, спаянных воедино, подчиненных единому маршу и этим маршем возвращавшихся на свою единую и единственную землю. А самым удивительным было то, что, вопреки всему к этой единой жизни обряда, крови и земли ей удалось вернуть своего брата, бестолкового, нерешительного, казалось бы, для этого единства навеки потерянного. Все соединилось, все встало на свои места, и это был светлый, почти сверкающий образ совершившегося и образ счастья.

Тем временем все вокруг пили и радовались. Даже Митин непонятно отсутствующий вид, как будто свадьба была вовсе не его, не смог омрачить Ханнину радость. «Вечно ему все не так», – с любовью подумала Ханна.

– Так было с детства, – объяснила она Паше.

Паша кивнул.

– Ты знаешь, что из этого следует? – полуутвердительно спросила она Пашу, когда они вернулись домой.

– Из чего? – устало переспросил он.

– Из того, что мой великовозрастный братец наконец-то вышел замуж? Что и тебе теперь придется на мне жениться. Я, между прочим, религиозная женщина. А живу с тобой, как последняя подзаборная шлюха.

– Значит, поженимся, – сказал Паша чуть пьяным, но твердым голосом.

– И чтобы это была настоящая еврейская свадьба. Опять же, если уж мой безмозглый братец сподобился.

– Это и для меня важно, – ответил он. – Я все-таки не твой братец.

Ханна оценивающе на него посмотрела и обвела его взглядом, как контур предмета карандашом.

– Вот только имя тебе нужно человеческое.

Они посовещались и назвали Пашу Барухом.

Если, щадя чувства брата, в том, что касалось Инночкиной свадьбы, Ханна была готова удовольствоваться относительно посредственным залом, то сама она на такой компромисс не была готова, да и Барух ее не принуждал. Они выбрали большой и известный зал на четыреста человек; ждать свободную дату пришлось чуть дольше, но это того стоило и оставляло больше времени на приготовления. Многое из того, как следует готовиться к свадьбе, она уже знала, так что теперь это было проще. За основу списка приглашенных они взяли список Инночкиной свадьбы, хотя, посовещавшись, все же решили вычеркнуть большинство Инночкиных коллег по работе и часть ее дальних родственников, хотя теперь они уже были одной семьей. Уже на предыдущей свадьбе поселенцы доказали свою надежность, так что их пригласили как можно больше; тем более что многих из них Барух действительно знал или, по крайней мере, хоть когда-то видел. Неприятным из всего этого был, пожалуй, только предстоящий разговор с Митей.

– Большинство из них простые люди, – подчеркивая каждое слово, сказала ему Ханна, – хоть и многого добившиеся. Некоторые возглавляют борьбу за нашу землю в Иудее и Самарии, у других процветающие частные бизнесы.

Митя согласно кивнул.

– Лавочники, – сказал он.

Несмотря на то что до этого Ханна терпеливо сдерживалась, в этот момент она не выдержала и вспылила.

– А вот эти наблюдения, – ответила она громко и резко, – прибереги для себя. Если ты еще собираешься продолжать со мной общаться, конечно. Это Пашины друзья. И мои тоже. Так что тебе придется наступить на горло собственной песне. – На секунду она даже захлебнулась от раздражения. – Все то, что ты о них думаешь, ты и так достаточно ясно демонстрируешь своим кислым видом. Кстати, было бы неплохо, если бы ты предварительно потренировался перед зеркалом.

Митя снова кивнул.

– Тебе нужна помощь? – спросил он.

– Нет.

– Помощь со списком приглашенных?

– Мы с Инной его уже составили. И список музыки.

– Можно взглянуть?

Ханна неохотно протянула список Мите, опасаясь очередных кривых ухмылок. Но получилось еще хуже.

– Может быть, лучше без попсы? – спросил он. – Хотя бы без восточной?

– Свадьба – это и праздник приглашенных, – ответила она столь же раздраженно и резко, но и все еще продолжая пытаться хоть что-то объяснить, – а не просветительское мероприятие. Люди должны танцевать под то, что им нравится.

– А эти, – продолжал настаивать он, – Киркоров, Аллегрова, Наташа Королева? Остальных я, кажется, даже не знаю.

Еще более раздраженно Ханна вырвала у него список.

В огромном шатре раввин произнес древние еврейские слова; Барух сказал: «Ты мне посвящена» – и раздавил ногой бокал. Ханну до краев заполнили счастье и снова, еще больше, чем на свадьбе брата, чувство сопричастности древней цепи поколений, уходящей в бездонное прошлое, цепи, спаянной кровью и преданностью земле.

Митя подошел ее поздравить; кажется, даже сделал это в рамках обряда и приличий; тепло ее обнял. Ханна оглянулась на огромное море пришедших порадоваться ее счастью, людей таких близких, хотя в основном ей незнакомых. Ее снова наполнила радость. Проходили час за часом, гости ели, пили и плясали до поздней ночи, сотрясая пол подметками и каблуками; на свадьбе действительно звучали и нынешняя российская музыка, и популярная израильская, и современные религиозные песни, и советские, и даже израильские песни выходцев из восточных общин. «И ничто из этого, – подумала Ханна, – не мешало друг другу».

« 3 »

Даже если они и жили без особых всполохов счастья, то спокойно и без потрясений; а это многого стоило. Митя видел, как до страшных проклятий и чуть ли не до кровавых слез ругались многие его знакомые. Он уходил на работу рано, возвращался поздно. Почти всегда его ждал горячий