Руны земли - Георг Киппер
* * *
Вечер был долгим. Вместе с гутландцами пришел к конунгу Альгис со своими вэрингами. Простой гость вряд ли мог оказаться близко к конунгу, но вэринги Альгиса после игр с мячом были у Эйстейна и его дружины в большом почете, поэтому их усадили поближе к главным местам вместе с Ингольфом, который, сняв с себя наряды, превратился в богатого фармана[149].
На пиру Альгис снова столкнулся взглядом с гостем Ингольфа, который явился в последний день игры в мяч. Ингольф звал его Финн. Все эти дни Финн-пришелец где-то пропадал. Только перед самым йолем он вновь появился, и Ингольф даже привел его вместе с купцами-гутландцами на пир. Темнолицый финн с белыми глазами и белыми волосами. Лицо словно из сосновой коры, движения медленные, легкие и точные. Не воин, привыкший к тяжелому мечу, не охотник с чуткими и бессмысленными глазами, не купец с легкой речью и даже не старик, но все они, вместе взятые.
Альгис в этот вечер почти не пил. Знакомец Ингольфа также лишь подносил чашу к губам. Ни разу Альгис не видел, чтобы мальчишка подливал ему браги. Словно Финн ждал чего-то и высматривал. Он бросал взгляды на Эйстейна-конунга, на Исгерд-дроттнинг, на Хальвдана, сына конунга, но больше всего Альгиса поразил взгляд Финна на младшего Грима. Дрожь прошла по Альгису от этого взгляда. Казалось, что-то неподвижное, словно огромный ящер, смотрело изнутри этого человека.
Заметив, что его взгляд перехвачен, Финн подмигнул Альгису и поднял в приветствии чашу. Альгису хотелось сбежать с пира пораньше, ведь в доме гутландцев его ждала Драва, с которой они почти сговорились. Драва, заигрывая с ним, несколько раз заводила речь о том, что с Ингольфом можно договориться и недорого ее выкупить, – видимо, она не потеряла надежду вернуться в родные края и Альгис казался ей лучшим путем для этого. Альгису нравилась эта красивая служанка, и, хотя он понимал, что ее внимание к нему не бескорыстно, продолжал играть в эту игру. Сегодня Драва намекнула Альгису о возможной встрече вечером, пока все будут на пиру у конунга.
Тут у дверей среди общего шума раздался девичий визг. Все привстали, чтобы посмотреть. Девки хором кричали частушку:
– Пакайне-лакайне! Дед Мороз, покушай каши, не морозь хлеба наши, а морозь у парней то, что им всего нужней!
Молодежь с воплями ринулась к дверям, измазанным кашей. Финн опять посмотрел на младшего Грима. Альгис заметил еще один взгляд. На младшего Грима смотрел и Хальвдан, сын Эйстейна. Все дренги были там, в куче-мале с девками, только красавчик Грим-младший сидел за столом рядом со старшими.
– Ну вот, молодежь сбежала ловить свои победы, а мы поднимем чаши за наши! – Эйстейн оглядел дружинников и гостей.
– За победы, за дары Одина!
Все выпили. Конунг продолжил:
– Я засиделся здесь. Три года на одном месте слишком много и для меня, и для вас. Меня манят земли там, на востоке, откуда к нам идет серебро и шелк. У нас два пути. Первый на юг, на Дуна-реку, где в землях криевисов и летголы правит Хрольф-конунг. Оттуда, говорят, есть путь на Данп, по которому многие из северян ходили на Миклагард. У Хрольфа-конунга, верно, крепкая дружина, коли даже простыми вэрингами идут с молодым купцом такие воины, как наши гости, братья Гримы и их люди. И я бы хотел иметь с ним дружбу и вместе с ним идти на юг, на Данп, и дальше на Миклагард.
Конунг приподнял рог и приветствовал Грима и его людей.
– Но есть и другие пути. По Мусте-реке, которую разведал прошлой весной Эгиль – херсир Хольмгарда, или по Пассе-реке, которую прошел Ульвкелль-ярл. Там за волоками на востоке лежат богатейшие земли Болхар, а еще дальше большая река ведет в Серкаланд и самые богатые страны востока. Так вот, други мои! Я даю обет Тору, что весной мы отправимся в поход! И Один-ас да поможет нам! Пора в путь, за победами и добычей!
Воины, ближняя дружина и все гости повскакивали с мест:
– Да будет так! За победами и добычей!
Слуги принесли ставленый мёд, жаренные в масле пироги из белой муки с начинкой из толокна, сладкие пироги с сушеной ягодой и мёдом, кисели, пряные лакомства.
А вокруг усадьбы конунга светилась окружающая тьма кострами и звездами. Молодежь резвилась в закоулках и на сеновалах. Жены бондов выходили на порог дома, ставили миски с киселем на улице, раскидывали ложками из горшков кашу на четыре стороны, сурово бормотали:
– Не морозь наших хлебов, ешь кашу!
* * *
Еще до йоля Алдейгьюборг наполнился девичьими песнями и смехом. Со всей округи хозяева свозили девушек от своих родственников сюда, где можно было себя показать, на других посмотреть.
Девушки-гостьи, адив, как их звали окрестные финны, были освобождены от работы, ради них готовились вечеринки и угощенья, ради них договаривались с парнями и их родителями.
Ранним утром, тихо, чтобы не разбудить соседок, вставали затемно девушки и женщины. Шли, таясь, к реке или колодцу, скидывали шубы и обливались ледяной водой для поднятия славутности[150]. А уж в первую ночь йоля каждая хозяйка спешила первой прийти за водой: кто первой принесет новой воды со льдом из колодца или полыньи, та сделает свой дом счастливым, у той из молока будет больше сливок и сметаны.
В эти дни каждый из хозяев стремился встать раньше других, чтобы весь год быстрее других делать свою работу. Старшие в семьях выходили затемно на гумно, чтобы есть там загусту, кашу из ржаной муки, делили еду с духом – хозяином гумна. Хозяйки шли в хлев и, кланяясь в четыре угла, клали еду в каждый угол, приговаривая: «Хозяин хлева и хозяйка хлева! Примите подарки! Храните и берегите животных!»
С рассветом бонды ждали первых гостей, хорошо, если это был мужчина, пожилой, богатый, с длинной бородой и волосами. Женщины могли принести несчастье, поэтому первого гостя заранее выбирали и приглашали. Нежеланного гостя и детишек гнали метлой, ругали и закрывали двери на засов, поэтому детей старались не выпускать на улицу, а женщины оставались дома, особенно в первый день йоля.
Старшие относились ко всему серьезно, для беспечной молодежи праздник завершался на сеновалах, где в пару́ от дыхания коров, под шубами прижимались телами нашедшие друг друга. Йоль – время странное и веселое.
У
