Руны земли - Георг Киппер
Ас Тор, хозяин Трудвангар, Полей силы, повелитель и владетель молота Мьёльнира, Пояса силы и чертогов Бильскирнир, сын Одина и Земли, отец Магни-сильного, Моди-смелого и дочери Труд-силы, муж златокудрой Сив, защитник Асгарда, жилища богов, и Мидгарда, жилища людей, златобородый ас, высился над людьми, как стяг над воинами.
Песни зазвучали громче. Захлестнулись петли вокруг ног быков, козлов, коней и собак. Взлетели секиры, засверкали ножи. Пролилась окутанная паром темная кровь. Здесь, на груди матери-земли, стояли люди, обращая свои песни к ее сыну, обреченному на смерть в последней битве, где суждено ему победить Мирового змея, Йормунганда.
Мужскую кровь дарят в зимнее время. Ибо первозданная бездна, порождающая миры и жизнь, требует мужского тепла и огня, чтобы не уничтожить саму себя, ибо в последней битве с йотунами богам понадобится все их мужество, чтобы поднялась после битвы из моря земля, зеленая и прекрасная, на которой юные боги, оставшиеся в живых, вспомнят прошедшее. И начнут новую жизнь пережившие конец мира женщина по имени Лив – Жизнь и мужчина по имени Ливтрассир – Пышущий Жизнью.
Бросили в огонь кости и внутренности жертв. Собрали очищенное мясо для человеческого веселья. Восходил дым к ликам богов, играло переливами золото бороды Тора. Лицом к нему стоял конунг и говорил с богом. И когда он кончил говорить, когда люди прошли вокруг священного холма, бросая к его подножию свои факелы, кольцо огня встало вкруг Тора, защитника людей и богов, засверкала его борода, засверкал молот в его железных рукавицах.
Вдруг замерли в восторге дети. Сотни зажженных от кольца огня стрел взлетели огненными брызгами во тьму над рекой. Десятки и сотни, друг за другом. Чья выше, чья дальше! Да будет свет и победа над силами мрака и холода!
* * *
Уже от двора ко двору бегали ряженые в еловых ветках и козлиных шкурах, в масках и рогатых мордах, уже опившиеся браги ползали в сенях, а в халле конунга пир еще шел чинно, с долгими речами перед каждым возлиянием. Разве что гостей становилось все больше и больше.
Наконец под хохот дружины с поздравлениями конунгу ввалились переодетые женщинами гутландские купцы. Игриво покачивая нарощенными задами и позванивая обильными украшениями на пышных грудях, они направились вдоль столов к почетным местам, раздаривая пряные крендели, подолгу задерживали пальцы в руках дружинников, красноречиво моргали и двигали туда-сюда глазами.
Одарив всех вниманием, они встали перед конунгом и запели песню о знамени, которое они шьют стежок за стежком, и чем меньше стежки, чем более узоров осталось вышить на этом полотнище, тем дольше нет муженька дома, тем меньше попреков и забот. Чем дольше они шьют знамя, чем длиннее его плетеные узоры, тем длиннее будет путь мужа домой, да и зачем ему скоро возвращаться, ведь без него легче встречаться с соседским сыном, веселее посиделки с соседками, а главное – больше еды в доме!
Народ смеялся, узнавая древнюю песнь о знамени в таком исполнении. Купцы тут же лихо сплясали женский танец и под общее восхищение преобразились в мудрых толковательниц будущего – двинулись, медленно раскачиваясь, по кругу.
В последние годы толпы таких толковательниц странствовали по земле, неплохо зарабатывая на желании всех и каждого знать будущее. Относились к ним по-разному, но эти вызвали всеобщий восторг.
Их заунывные голоса и устремленные к потолочным балкам глаза, их гнусавые восклицания о том знании, которым их одарил Одноглазый собеседник Ми́мира, сопровождались такими жуткими гримасами, что народ покатился со скамей. Переодетый самой древней старухой Ингольф вдруг завыл страшным голосом:
– Вижу, вижу, времена сурово к постелям придвинулись, все ополчились, копья высоко подняты, жаждут сразиться! Сразиться жаждут безмерно, быки на коров, петухи на курей, жеребцы на кобыл – все ополчились, даже сверчки засопели под полом… К схватке готовятся гордые, аж замолчали!
Прорицание Ингольфа взорвало халл хохотом. Он продолжал:
– Вижу, вижу, собрались крепчайшие, смотрят бесстрашно друг на друга, головы сложить собрались безумные! Руки не устают поднимать оружие славное, вальские чаши пенной брагой наполнены! Пьют смельчаки, пугают друг друга хохотом, так что стены трещат и балки качаются. Мертвыми валятся наземь без стона, только утром, словно Хильд колдовством, к жизни и пьянству они возрождаются…
Сотни рук подняли чаши и рога в серебре с криком одобрения. А переодетые купцы с прежним раскачиванием ходили, гнусаво повторяя:
– О, что мы видим! У, что мы видим! Ах, что мы видим!..
– Вижу, вижу, события печальные, чешет бонд пятерней голову, ведь земля плодами украшена, нанимать работников надобно, пастухов молоденьких, так стада приумножены, овцы и свиньи, козы и коровы, гуси и курицы умножаются, все навозом заполнено, вот дела так дела, навозу как море, на поля вывозить замотались трэлли море навоза.
– За навоз! – подхватили клич сотни глоток. – За навоз!
И хотя утром бондам предстояло ездить друг к другу в гости, хвалясь ранним подъемом и одаривая соседей удачей, пир у конунга был делом важным, и они оставались здесь допоздна, а уж что значит обилие навоза на их земле, они понимали лучше других.
Вот купцов сменили ряженные козлами с бубнами, вместе с ними финны, украшенные еловыми ветками. Песни перетекали из одного конца халла в другой, дорогое вальское вино текло по усам. Рыбу в щёлоке с топленым маслом и перцем сменила свиная колбаса и студень, затем подали жареные ребрышки с квашеной капустой, а после них запеченные окорока, гордость очага, с сочащейся жиром корочкой, украшенной моченой брусникой.
Самый голодный из вечно голодных дренгов уже наелся за этим столом. Но и огромные золотистые гуси были растерзаны в пару мгновений, запиты квасом и заедены брюквенной запеканкой. Словно на весь будущий год люди набивали свои животы по самую глотку.
Только большой круглый хлеб стоял нетронутым на столе у огня – там он и останется в течение всех праздников и станет даром людей весенним полям и стадам. В самое темное время люди помнили о будущем. Время Сундумаа, время рождения, творения, время начала – земля Сунду тем и опасна, что на ней нельзя ошибиться. Плохо будешь есть, плохо
