Девушка из Монтаны - Грейс Ливингстон Хилл
Ее адвокаты все организуют. Купят тот дом, о котором мечтает бабушка Брэйди, выделят денег, чтобы она, Элизабет, могла построить церковь. Она вернется назад и будет учить одинокие души обитателей гор и прерий учению Христа, ведь Он хотел, чтобы все люди были подобны Ему. А еще она установит на могилах отца, матери и братьев надгробные камни со словами, которые будут нести надежду всем забредшим в эти края путникам. Да, этим она и объяснит обществу свой отъезд – как если бы она нуждалась в оправданиях: она едет установить памятник на могиле отца. Но настоящим памятником ему будет построенная ею церковь, все равно, где именно. Она так решила.
Это был беспокойный вечер. Призвали Мари, чтобы она упаковала все необходимое для срочной поездки. Позвонила по телефону: ей ответил сердитый заспанный оператор. Но Элизабет все-таки выяснила, во сколько отходит первый поезд на Чикаго, и только после этого легла спать.
Рано утром Джордж Бенедикт уже заказывал у флориста цветы, и когда их принесли, лично доставил их к дверям Элизабет.
Он не ожидал, что она встанет так рано, но ему было приятно доставить их самому. Цветы отнесут в ее комнату, и, проснувшись, она сразу увидит, что он помнит о ней. Он улыбался, звоня в дверь.
На пороге возник старый дворецкий. Выглядел он так, будто не спал всю ночь. Он безучастно выслушал сообщение: «Для мисс Бэйли, с пожеланиями доброго утра от мистера Бенедикта», затем лицо его приняло умоляющее выражение.
– Простите, мистер Бенедикт, – сказал он с таким видом, будто во всем происходящем была его личная вина, – но она уехала. Мисс Элизабет скорая на решения и, когда она прошлым вечером вернулась домой, решила первым же поездом ехать в Чикаго. Она уехала на станцию всего десять минут назад. Они опаздывали, поэтому сильно спешили. Полагаю, экипаж вернется с минуты на минуту.
– Уехала? – переспросил Джордж Бенедикт, стоя на крыльце и напряженно вглядываясь в улицу, как будто взгляд мог ее вернуть. – Уехала? В Чикаго, говорите?
– Да, сэр. Она уехала в Чикаго. Оттуда поедет дальше, но сейчас села на чикагский поезд. Она отправилась ставить памятник сыну мадам, Джону. Отцу мисс Элизабет. Сказала, что должна ехать срочно.
– Во сколько уходит поезд? – спросил молодой человек. У него оставалась искорка надежды – как тогда, когда он предпринял сверхчеловеческие усилия, пытаясь нагнать в прериях скакавшую во весь опор девушку: он кричал ей, а она не останавливалась.
– В девять пятьдесят, сэр, – ответил дворецкий. Хорошо бы этот молодой человек нагнал ее. Ей нужен кто-то. Дворецкий часто горевал о том, что эта чудесная юная дева, чистый бриллиант, совершенно одинока, нет у нее ни близкого друга, ни возлюбленного.
– В девять пятьдесят? – переспросил он, глядя на часы. Не успеет! – С вокзала на Броуд-стрит?
– Да, сэр.
Успел бы, если б был на машине? Может быть – и то если поезд опаздывает. Оставался, правда, шанс перехватить поезд на Западном вокзале, но он был без автомобиля! В отчаянии он вновь обратился к дворецкому.
– Позвоните! – взмолился он. – Если возможно, остановите ее, пусть она не садится на поезд, а я постараюсь ее догнать. Я должен ее видеть! Это очень важно!
И он помчался вниз по ступеням, лихорадочно просчитывая варианты. Как туда добраться? Единственная возможность – на трамвае, но трамвай идет слишком долго. И все же он помчался в сторону Честнат-стрит, твердя молитву: «О Отец мой, помоги мне! Помоги! Сохрани ее для меня».
По Уолнат-стрит на бешеной скорости мчался и отчаянно гудел красный автомобиль, но разве мог какой-то автомобиль остановить Джорджа Бенедикта? Его бы непременно сбили, если бы не схвативший и поваливший его на землю полицейский. Машина резко затормозила и знакомый голос прокричал: «Господи, Джордж, это ты? Что ты делаешь? Я тебя чуть не задавил! Куда ты так спешишь? Запрыгивай, мигом домчу!»
Молодой человек запрыгнул на сиденье и крикнул:
– На Западный вокзал, к чикагскому поезду! Поспеши! Поезд отходит с Бонд-стрит в девять пятьдесят. Гони, Билли, буду твоим должником навеки!
Они неслись на полной скорости к Западному вокзалу, не думая ни о том, действительно ли им стоит стремиться именно к этой станции, ни обращая внимания на правила и вопящих им вслед полицейским.
Джордж Бенедикт выпрыгнул из машины на ходу и почти снова чуть не угодил под колеса. Он ворвался на станцию, промчался мимо контролера, сидевшего в будке у подножия лестницы, и поспешил наверх, перескакивая через три ступеньки. Охранник заорал: «Быстрей! Поезд только тронулся!», чья-то дружеская рука втянула его на площадку последнего вагона.
С минуту он был не в состоянии ясно мыслить. Ему казалось, что он должен на той же скорости промчаться по всей длине поезда, а то она опять ускользнет от него. Чтобы прийти в себя, он присел на свободное сиденье. Ну да, он уже в поезде! Он успел!
Но возникал следующий вопрос: а в поезде ли она? Или она нашла еще какой-то способ убежать от него? Старик-дворецкий мог до нее дозвониться, хотя он сомневался, что ее можно было бы остановить. Уж он-то знал, какой у нее решительный характер, и начал подозревать, что и в этой ее попытке сбежать от него, и в прежних попытках была какая-то причина… Мысль была отрезвляющая, но что тогда значил тот ее взгляд, та улыбка, которая, словно солнце, озарила его душу?
Однако сейчас было не до вопросов. Он не остановится, пока не найдет ее. И тогда ей придется объяснить все без утайки. Он больше не перенесет разлуки, если только не поймет, в чем суть дела. Он встал и на все еще дрожащих ногах отправился на поиски Элизабет.
И вдруг понял, что по-прежнему держит в руках букет! Цветы поломались, растрепались, но он держался за них, как за последнюю надежду. Он грустно улыбнулся, шагая по проходу с этим цветочным подношением. Да, это было совсем не похоже на тот утренний визит, который он планировал, и не так он намеревался преподнести цветы, но разве он не старался как мог? И наконец в самом дальнем от хвоста поезда вагоне он увидел ее. Она сидела, ссутулившись, и грустно смотрела
