Странствия клетчатых - Елена Владимировна Крыжановская

Впереди, ближе к переднему колесу, перед Новитом шли Смея и Веричи. Младшая артистка обеими руками держалась за цепь, надеясь хоть чуть-чуть помочь мужчинам катить фургон, и отворачивалась от стражи, пытаясь скрыть слёзы. Смея в роскошном платье шла рядом, обнимая Веричи одной рукой и шептала ей что-то успокаивающее.

Идти так близко и закрывать друг друга было запрещено. Ближайший страж, уже пару раз щёлкнул хлыстом по борту очень близко от Смеи. Добился того, что красотка развернулась и теперь неотрывно смотрела молодому конвоиру в лицо, нагло улыбаясь. Она ещё больше закрыла собой Веричи, а за цепь держалась только для вида.

Первым по правой стороне шёл Крас, а с другого борта — Папаша, но никого, кроме Жердина, с той стороны фургона Новит видеть не мог. Глядя под ноги, иногда коротко зыркая вперед — близко ли конец улицы, новенький думал, что им ещё повезло остановиться не так уж далеко от въезда в город. Тащиться от главной площади было бы хуже.

Стражи не слишком зверствовали. Тот, что достался Новиту, действительно был сейчас не в восторге от службы. Щелкал хлыстом, но доставал не часто. Зеваки, постоянно сопровождающие фургон, не приближались, только шумели. До изгнанников долетали отдельные злобные или насмешливые выкрики: «Шевелись, клетчатое отребье!» — и зубоскальства по поводу отличной замены аплодисментов.

Через какое-то время, Новит поймал себя на том, что жгучий хлыст прибавляет ему злости и сил, но оскорбления, от которого горит лицо и сердце, хочется отомстить, он почему-то не чувствует. Скорее, это поединок. Укол, удар, ход в шахматах — не можешь уклониться, не подавай вида, это ещё не проигрыш. Ищи слабые места противника и не показывай свои. Чувства стражей он понимал и даже слегка злорадствовал, что они недовольны, играя роль злодеев в этом спектакле. Но и свою слабую точку Новит уже нашёл. Когда заметил, что против воли вздрагивает от ударов, которые достаются не ему, а соседям.

«Прямо как Веричи», — мысленно усмехнулся он своей чувствительности. И тут же пожалел бедняжку. Отлично понимая свою неприкосновенность, она чувствовала боль за всех. А впереди повозки, рядом с ней, хлыст щёлкал чаще всего.

В шаге позади Новита вздыхала и топала копытами по камням крошка Матильда. Лошадка отнюдь не радовалась тому, что её работу выполняют хозяева. Вопреки мрачному замечанию Краса, ни камни, ни огрызки яблок в артистов не летели. Один раз только злобный тощий подмастерье из толпы кинул чем-то в лошадь. Возможно, он целил в одного из молодых артистов, идущих сзади, но задел крошку Матильду. Она вскинулась и сердито всхрапнула. Ближайший страж моментально свалил хулигана хлыстом и ещё крепко припечатал сверху, крест-накрест.

— Помните, почтенные горожане! — зычно провозгласил старший в конвое, — Животные — не люди, они не совершают преступлений, и никто не смеет вымещать на них свою злобу! Животные принадлежат только тем, кто за них отвечает. Их нельзя даже отобрать и продать за долги, если это не предприятие, где их разводят специально, как на фермах! Помните добрый закон! Всех его нарушителей постигнет скорая расправа!

Подмастерье, сам получив град насмешек и укоров, охая, поднялся и нырнул в толпу, оставив место в первом ряду другим охочим до поучительных зрелищ.

Под постоянные щелчки хлыстов и гул толпы театральный фургон докатился до арки перед вратами. Туда даже стража не могла въехать, не то что зрители. Изгнанники прошли под арку одни, конвой проехал следом.

Впереди главный страж обернулся и жестом остановил шествие. По его знаку с фургона сняли цепь.

— Открыть ворота города! — махнул стражам врат начальник конвоя. И обратился к артистам со стандартной формулой изгнания: — Вы покинете город немедленно, наши ворота отныне для вас закрыты. Надеюсь, это послужит вам уроком в будущем. Срок изгнания не менее трёх месяцев!

В воздухе последний раз щелкнул хлыст, как молоток стража закона в суде.

Фургон, весёлый въезд которого никто из стражей врат, стоящих тут с утренней смены, не успел забыть, проехал ворота Гранбера в обратную сторону.

— С выездным пожертвованием не сложилось, извините, — сказал на прощанье Папаша Баро стражу, похожему на моржа. Тот за полдня стал ещё печальнее и усы сильнее обвисли. Возможно, он проиграл заклад, если привратники делали ставки, сколько дней театр продержится в городе. Но, в таком случае, в проигрыше были все, вряд ли хоть кто-то угадал точный срок.

Уже не сдерживаемые конвоем, актеры покатили фургон по мосту и на другой стороне рва остановились. Запрягли лошадь и точно так же, без лишних движений, держась за борта и не оглядываясь, сопровождали повозку дальше по дороге. Актрисы и Старик сразу забрались внутрь, а четверо мужчин ещё шли рядом, переводя дыхание. Идти стало намного свободнее, как только исчез конвой и полный вес фургона. Так что для них сейчас это был отдых и поддержка.

Представление продолжалось, пока они не отошли достаточно далеко, так, чтобы стража Гранбера больше не могла их видеть. За это время не было сказано ни слова.

Глава 14

— Привал, — Папаша Баро отпустил оглоблю, отошел к обочине и сел на пригорке.

— Ах, мамочка, за что твоему сыну так не везёт прямо с утра? — Жердин потёр плечо, как будто следы хлыста могли сойти, как краска. Натянул рукава трико и сел рядом с директором, обхватив колени. — Задался денёк… Главное, жрать нечего.

— Накрылись наши минимум три дня в городе. И еды не закупили. Кто ж знал… — Папаша махнул рукой: — Ладно, уже не важно.

— На супчик запас есть, — напомнил Жердин.

Крас постучал в закрытое окно фургона, дав знать о своём визите, и сам снял ставню, закрепленную снаружи. Смея протянула через окно его «домашнюю» рубашку, некрашеного холста, и блузу директора. Красавчик подошел к «кухне» за водой, тщательно умылся, заодно охладив и плечи, оделся. Новит, не зная, что сказать, последовал его примеру. Папаша Баро тоже прикрыл рубцы, и внешне всё как будто стало как раньше. Крови на плечах не было, только длинные полоски, на вид и по ощущению, как ожоги. Стражи щелкали хлыстами условно, не то что палачи на площади, когда каждый удар оставляет резаную рану, а в руке мастера хлыст может достать до костей.

Папаша и Жердин продолжали обсуждать обед.

— Готовить с нуля долго, но придётся.

— Ничего, уже не спешим. Сегодня ещё более менее обошлось.

— Обошлось? — резко переспросил Крас. — Я крайне не люблю удары хлыстом. Крайне!

— Кто ж