Сапсан - Джон Алек Бейкер
Именно Инглиш отправил экземпляр «Сапсана» Вернеру Херцогу. Тот прочитал книгу, и она его поразила. С тех пор он часто писал и говорил о ней, она стала одним из трех обязательных текстов в киношколе Херцога Rogue Film School – наряду с «Георгиками» Виргилия и рассказом Хемингуэя «Недолгое счастье Фрэнсиса Макомбера». Херцог называет «Сапсана» «экстатическим» в самом радикальном смысле слова: это не очарованность, не безумие, а буквально выход за свои границы. Херцог отмечает, что Бейкер порой «полностью погружается в существование сокола. То же делаю я, когда снимаю кино: выхожу за свои пределы, впадаю в экстаз, что по-гречески означает выход за пределы своего тела».
Привлекательность «Сапсана» для кинематографиста очевидна: исключительная острота зрения, внезапные стремительные наезды камеры (выдвигающийся вперед хрусталик), необъятное поле зрения, вращающийся глаз. Привлекательность книги именно для Херцога тоже объяснима: его всегда влекли одержимость, экстремальность и дикость (вспомним «Фицкарральдо», «Человек-гризли», «Пещера забытых снов», «Встречи на краю света»). Для меня долгие годы оставалось загадкой, почему Херцог не экранизирует «Сапсана». В конце концов в 2015 году я написал ему и уточнил, планирует ли он этим заняться. «Если кто-то и справится, то это вы», – написал я. К письму я приложил два снимка: сапсан, сидящий на шпиле церкви возле моего дома, и убитый сапсаном белый голубь – обезглавленный, выпотрошенный, валяющийся на тротуаре. Херцог ответил на следующий день – великодушно, но непреклонно. «Художественный фильм был бы совершенно неуместен. Есть тексты, которые не следует трогать. „Ленц“ Георга Бюхнера – еще один такой текст. Думаю, того, кто попытается экранизировать „Сапсана“, следует расстрелять без суда и следствия». Вот как. Ну что ж, послание принято.
В 2004 году «Сапсан» снова увидел свет в издании New York Review Books Classics, посвященном классической литературе. В предисловии я написал, что это «книга не о наблюдении за птицей, а о том, как самому стать птицей». Бейкер и сам неоднократно описывает этот процесс преображения – охотник становится тем, на кого охотится. Но спустя тринадцать лет я уже так не думаю. Теперь мне кажется, что «Сапсан» – это не книга о том, как стать птицей, а о том, что невозможно стать птицей. Да, Бейкер жаждет превратиться в сокола, стремится, как его пернатые герои, жить «в ускользающем мире, без всякой привязанности». В книге есть множество эпизодов радикального отождествления, например, когда автор «согнулся над убитой птицей, как сокол, крыльями прикрывающий добычу». Но за такими экстазами всегда следует болезненное осознание своего убогого человеческого тела. Расстояние между наблюдателем и предметом наблюдения раз за разом сокращается до предела – лишь для того, чтобы снова разверзнуться. Бейкер хочет «мыслить как сокол» (переиначивая название знаменитого мысленного эксперимента Томаса Нагеля[76]), но хорошо понимает, что не может сбежать из своего тела или сменить свой биологический вид.
Бейкер почти не говорит о себе. Он, пользуясь удачным выражением Лоуренса Инглиша, – «призрак рассказчика». Он почти не ест и не пьет, не спит, не справляет нужду, у него нет жизни за пределами полей и неба, он едва ли описывает свою одежду и свое тело. С точки зрения мистики он – аскет, который истощает тело перед развоплощением. С точки зрения шаманизма – тело, готовящееся к небесному погребению. С точки зрения виртуальной реальности – он готовится к загрузке в облачное хранилище, к превращению в чистого аватара. Однако это самоистощение, как бы мы его ни понимали, никогда не завершается. Разбросанные по книге авторские перформативные высказывания пытаются магическим образом посредством грамматики превратить человека в сокола – «я стал соколом», «мы стали едины». Нам стоит понимать, что эти заклинания раз за разом не срабатывают. Опустошенность книги отчасти происходит из этого тщетного желания волшебной метаморфозы.
1 июля 1940 года, когда Бейкеру было пятнадцать лет, британский министр авиации издал «Приказ об уничтожении соколов-сапсанов». Взрослых и молодых птиц надлежало отстреливать, птенцов – уничтожать в гнездах, яйца – разбивать, гнездование – предотвращать. Приказ соответствовал нуждам военного времени: считалось, что сапсаны угрожают почтовым голубям, которых экипажи бомбардировщиков Королевских ВВС брали в полеты. Если самолет падал в море и не мог передать свои координаты по рации, экипаж выпускал голубей. К их лапкам прикреплялись крошечные сообщения. Соколами можно было пожертвовать, а летчиками – нет. Потому соколы гибли. За шесть лет, пока действовал приказ, было отстреляно около шестисот сапсанов, были уничтожены бесчисленные птенцы и кладки. В некоторых графствах, особенно на юге Англии, сапсанов истребили почти поголовно. Когда в 1946 году приказ был отменен, количество гнездящихся пар по сравнению с довоенным временем сократилось в Англии примерно вдвое.
После войны популяция сапсанов в Британии еще не успела восстановиться, когда возникла новая угроза со стороны человека. В 1956 году, через два года после того, как Бейкер начал наблюдать за птицами, проявились первые признаки нового бедствия: все больше пар сапсанов не могли вывести птенцов. Токсины хлорорганических сельскохозяйственных пестицидов – прежде всего ДДТ – накапливались в животных по мере движения по пищевой цепочке. Увеличилась смертность среди взрослых хищных птиц, а яичная скорлупа истончилась до такой степени, что зародыши стали нежизнеспособными. По словам специалиста по хищным птицам Дерека Рэтклиффа, в конце 1950‑х – начале 1960‑х годов произошло «стремительное и катастрофическое падение численности, редкое по скорости и масштабу среди позвоночных». К 1963 году в Южной Англии было зарегистрировано всего три территории, занятые сапсанами, а численность птиц в Шотландии и Уэльсе также стремительно снижалась. «Теперь в Англии их зимует совсем немного, а гнездится и того меньше… – пишет Бейкер. – Древние гнезда пустеют, сапсаний род прерывается». Бейкер прекрасно понимал связь между пестицидами и вымиранием сапсанов: отсюда и его ярость, направленная на «отвратительную коварную пыльцу сельскохозяйственных химикатов». «Если бы бесконтрольное сокращение популяции продолжилось, – отмечал Рэтклифф, – то сапсаны вымерли бы в Великобритании около 1967 года», – как раз в год выхода «Сапсана» в свет.
Одновременно с вымиранием соколов менялся сам ландшафт Эссекса – более радикальных изменений не было со времен огораживания[77]. Рост городов приводил к разрушению зеленых поясов, а послевоенное укрупнение сельхозугодий и нацеленность Британии на самоокупаемость сельского хозяйства приводили к вырубке тысяч квадратных километров леса. Из писем и стихов Бейкера мы знаем о его глубокой любви к сельскому Эссексу, в особенности ко внутренней части графства между Грейт-Бэддоу и Уэст-Ханнингфилдом. Разрушение этого края вызывало у него острую боль. В бунтарском стихотворении начала 1950‑х годов «Затерянное королевство» можно расслышать голоса Хаусмана[78] и Клэра[79]. В этом стихотворении Бейкер печалится о том, что «все изменилось»:
Над зелеными полями
Высятся ряды острых красных крыш —
Надстроек над моими детскими мечтами.
Не отыскать дорогу к светлым полям моей юности.
Над «Сапсаном» нависает угроза еще более серьезная, чем вымирание отдельного вида в отдельно взятой стране, чем разрушение любимой местности. В знаменитом прологе к книге Рэйчел Карсон «Безмолвная весна» воображаемый американский городок оказывается отравлен «белым… порошком», который падает, «словно снег, на крыши и лужайки, на поля и ручьи». «Порошок» – это сельскохозяйственные химикаты, но, конечно, это также оседающий радиоактивный пепел. «Безмолвную весну» сложно читать вне контекста холодной войны, и, на мой взгляд, книга Бейкера рассказывает не только о пестицидах, но и о ядерной угрозе. Бейкер собирал материал для книги в течение первого десятилетия испытаний атомных и водородных бомб, а писал ее во время Карибского кризиса. В 1957 году в Брэдвелл-он-Си – самом сердце бейкеровских охотничьих угодий – началось строительство огромной атомной электростанции, а в 1962 году станцию запустили. Проза Бейкера наполнена тревогой относительно ядерных технологий: смерть в книге то и дело обрушивается с воздуха, а сама земля описана как «сгорающая» и «умирающая» в глобальном масштабе.
