Приключения среди птиц - Уильям Генри Хадсон
Глава XVII. Дроковая славка, она же дроковая фея
Новое место обитания провансальской славки
Поиски на пустоши
Разбросанные перья
Первые впечатления от дроковой славки
Первые впечатления от ее песенки
Ее образ жизни и описание ее песенки
Своеобразие ее пения
Как вы уже знаете, в эту безымянную деревушку я приехал в поисках одной из наших редких певчих птиц, но затем на первый план вышли мои хозяева со своими человеческими радостями и горестями, и, увлекшись рассказом о них, я лишь сейчас вспомнил, что не только не рассказал вам, чем закончились мои поиски, но даже не поведал, о каком виде шла речь. Начну издалека. За год, может быть, за год с небольшим до описанных событий, я получил письмо от друга, из которого узнал, что он совершенно случайно обнаружил новое место обитания провансальской славки – этой изысканной пернатой жительницы кустов дрока, той самой дроковой славки, за которой уже много лет так настойчиво охотятся наши коллекционеры. Он обнаружил пару птиц во время одной из своих велосипедных поездок по югу – порхающий промельк в придорожных кустах дрока, окаймлявших обширную вересковую пустошь. Несмотря на то что это была его первая встреча с провансальской славкой, я абсолютно доверяю его сведениям – другой бы на его месте мог ошибиться, но только не он. Кстати, своего востроглазого корреспондента я ни разу не видел лично: мы только переписываемся и одинаково любим птиц – вполне достаточно, на мой взгляд, чтобы называться друзьями. Он относится к загадочному, но распространенному типу людей, ведущих двойную жизнь. И если для одних он в первую очередь орнитолог, то для нашей театральной публики он – бывший актер, и я представляю удивление тех, кто знал его лишь в этом амплуа, и их недоверчивое хмыканье в попытке вообразить, как он, сойдя с подмостков, спешит в уединенные птичьи уголки, дарящие ему радость, совершенно не понятную его театральной пастве.
Пустошь относилась к разряду крупных, площадью в несколько квадратных миль, так что ничего удивительного, что в указанной моим другом точке славок я не нашел. Оставалось, вооружившись терпением, выявить и методично обследовать все дроковые места, особенно те, где дрок рос погуще. Протаскавшись по пустоши от рассвета до заката битых два дня, я уже начал было сомневаться в успехе моего предприятия. И если бы не богатый, восьмикратно или девятикратно увенчанный успехом опыт поиска этих неуловимейших из крохотных существ по нашему югу и западу, научивший меня знанию всех их маскировочных хитростей, я бы уже отчаялся. И всё же на третье утро напрасных поисков я сдался и решил тем же вечером ехать на запад. «Три дня напрасного труда», – горько подумал я и тут же улыбнулся, вспомнив, что «Напрасным трудом» местные прозвали бесплодный участок каменистой земли с тощими лохмотьями дрока, в которых я много лет назад обнаружил свою первую провансальскую славку и от которого до ближайшего известного ареала было около тридцати миль.
Отчасти воспрянув духом, я взошел на высокий холм. Нужно было посидеть, поразмыслить, подставляя лицо освежающему ветру. Но что это: едва присев, я заметил у самых ног остатки чьих-то перьев, какой-то маленькой птички – никак недавно столовался ястреб-перепелятник. Красные или каштановые контурные перья, черные или черно-коричневые маховые. Я начал прикидывать, кто бы это мог быть из небольших птиц, и вдруг понял, что передо мной разбросаны перья двух основных цветов провансальской славки. Перья, красные и черные, разносились порывами верхового ветра – еще немного, и мне совсем не останется улик. Я спешно собрал те, что еще держались за чахлую вересковую плешь холма, и начал дедукцию. Фух, перепелятник настиг и проглотил менее экзотический обед, доказательством чему служили два маленьких перышка: одно полностью белое, другое – с белой каймой. Разбросанные перья – темные перья крыла и каштановые контурные спины – принадлежали коноплянке. Этот ничем не примечательный эпизод прерванных размышлений на вершине холма возродил мой подвянувший было энтузиазм, и я решительно зашагал через пустошь на новые поиски в точку, где поза- или позапозавчера меня постигла неудача. Не успел я пройти и четырехсот ярдов, как из облезлого дрокового куста, казалось бы, в самом неподходящем на всей пустоши месте, черной вспышкой выпорхнула птица и в мгновение ока скрылась в соседнем кусте. Ну здравствуй, дроковая славка!
Теперь залечь в вереск и, не шевелясь, наблюдать за кустом – и очень скоро я дождусь моего самца снова. Так и вышло, причем снова он вылетел не один, а вместе с подругой. Обругав меня, но видя, что не действует, они полетели по своим птичьим делам.
Наблюдая за этой парой, я вскоре испытал подмешанное в радость разочарование. Ведь помимо цели убедиться, что дроковые славки по-прежнему обитают в этом уголке, у меня была и другая цель, состоящая отнюдь не в том, чтобы пробраться к их гнезду с фотоаппаратом и, ради лучшей экспозиции и освещения раскромсав куст и красиво расставив яйца, как умеют наши фотодокументалисты, сделать снимок «гнездо в естественных условиях»; моей второй целью было услышать их пение и описать его по горячим следам, пока в ушах не остыли ноты. Но, просидев в вереске до самого заката, я не услышал от самца ничего, кроме высказанных в мой адрес возражений по поводу моего присутствия: аналогичным, только менее чистым, забиячливым звуком – словно вас журят феи – выражают свое негодование серые славки. Несомненно, это нежелание петь объяснялось отсутствием в этой части пустоши другой пары или соперника-самца, нуждающегося в острастке.
Вечером, тремя днями позже, я находился в другой части пустоши примерно в полумиле от гнездовья первой пары, когда из куста дрока вылетела маленькая серая птичка и ненадолго замерла на верхней веточке. Еще одна провансальская славка – призрачный самолетик, застрявший на вершине черно-золотого куста, сам черный на фоне бледного вечернего неба. Чудесное открытие, учитывая то, что, ранее исходив данный сектор вдоль и поперек, никаких следов славок я здесь не обнаружил. В этом месте дрок стоял плотной стеной от четырех до шести, а то и семи футов в высоту, занимая площадь около трех с половиной акров. Как правило, славки предпочитают менее густые заросли, чтобы было где полетать между кустами.
Тем временем мой самолетик
