Приключения среди птиц - Уильям Генри Хадсон
Редкие виды и частные коллекционеры
Старый солдат
Камышница
В простой семье
Разговор с хозяйкой
Ее любовь к пению птиц
Рассказ о том, как она потеряла ребенка
Всё больше углубляясь в Гемпшир, я наконец добрался до нужной мне местности, которую не имею права разглашать как место обитания одной крохотной и неуловимой пернатой редкости. Ибо всякий, кому не безразлично дело сохранения наших птиц, должен помнить о частном коллекционере – вредоносном создании, вечно желающем заполучить в свою коллекцию последнего убитого представителя всякого исчезающего вида. Как только тот или иной вид приближается к черте вымирания, иными словами, становится исчезающим, наше право и священная обязанность, – говорит главарь и законодатель этой хищной клики, – как можно быстрее покончить с ним, дабы набить наши кабинеты как можно большим количеством чучел во имя Науки и потомков. Нет такого закона, который защищал бы наших птиц от этих грабителей; к тому же у них полно уважаемых представителей на самом верху: на скамьях городских магистратов, в обеих Палатах Парламента; и в целом наше высшее общество во многом состоит из них. Я не оговорился, грабителей, причем самого гнусного качества. Те, кто вторгается в наши дома и крадет наше золото, отнимают мелочь по сравнению с этими, которым не грозит ни Портланд, ни Дартмур, но которые крадут у миллионов британцев одно из самых ценных их сокровищ – великолепное разнообразие дикой природы.
На моем пути встретилась деревенька – одна из каких-нибудь полудюжины на всё графство, в которых я еще не был; и, поскольку от нее было рукой подать до моей цели, я подумал остановиться здесь на пару дней. Я давно слышал о ней, мало того, мне ее с большой любовью и подробно живописал увешанный орденами старый солдат, служащий на пенсии смотрителем в одном из королевских парков. Дело было прошлой весной, мы осматривали пример неудачного гнездостроительства черного дрозда. Гнездо, открытое всякому недоброму глазу, было свито то ли на наросте, то ли на выступе ствола посевного каштана всего в нескольких футах от земли, и старый солдат вменил себе в обязанность его защиту. Пожурив дрозда за беспечность, мы перешли на других птиц и так понемногу добрались до его детства в гемпширской деревушке, спрятанной от всех глаз, и я спросил его, как он, с таким чувством рассказывающий мне о своей малой родине, смог провести целую жизнь от нее вдали и почему он до сих пор не там? А я ведь как раз, – ответил он, – и собираюсь туда вернуться; старею, ясно, да не только в том дело: я стал мечтать об этом, еще когда был молод да крепок и тянул солдатскую лямку. Индия, Бирма, Афганистан, Египет… И вот, чтобы сбыться, его мечте осталось подождать совсем чуть-чуть. Еще два года службы в парке – и он сможет выйти на пенсию, которой, если сложить с его солдатским пенсионом, ему хватит, чтобы провести остаток дней в родной деревне.
Я вспомнил его теперь – старого служаку, высокого и подтянутого, седого, с седыми усами на красивом и жестком лице, чья жизнь прошла в битвах за империю на ее многочисленных дальних рубежах, а ныне защищавшего в парке гнездо черного дрозда от диких орд афганчиков и суданчиков из лондонских трущоб. Отрадно было думать о нем, сидя на склонившемся над ручьем дереве на расстоянии брошенного от церковного двора камня, – в чертогах его детства, куда он вскорости вернется. До деревни было подать рукой, но из всех звуков я различал только тихий шепот ветра в листве да звонкое журчание и плеск воды у самых моих ног. Вдруг, совсем неожиданно, в нескольких ярдах от меня, прозвучал пронзительный и громкий крик тревоги или вызова. Камышница. Да вон же она, стоит у окошка воды, на краю ковра из водной мяты и незабудок с задником из высокой травы и окопника, – острая черная головка с ярко-оранжевым и алым узором воздета над зеленым буйством. Мы долго рассматривали друг друга – настоящая идиллия в месте, где человек и природа живут в тесном братстве. Хотелось остаться здесь надолго, но всё же эта деревенька была не совсем моей. Источник ее очарования лежит в ее уединенности, в затерянности между лесов и холмов, я же люблю открытые пространства, чтобы окна и двери глядели в дальние дали и вольные ветры дули со всех четырех сторон. Руководствуясь этой установкой, я проехал полторы мили до следующей деревни, расположенной в более открытой местности, где и остановился в простой семье, состоящей из отца, матери и мальчика одиннадцати лет.
И снова удача не изменила мне – за всю историю моих постоев я редко встречал людей лучше. Хозяйка была достаточно тактична, чтобы не устанавливать свои правила и не вмешиваться в мой распорядок, так что я волен был вставать в четыре утра, пить перед выходом чай на кухне, пока все спали, возвращаться, когда мне вздумается, и питаться в своем режиме. Также и ее муж был идеальным хозяином; благодаря своим способностям и смекалке он был на гораздо лучшем счету у жизни, чем большинство тружеников его сословия. Получая около трех фунтов в неделю, он, однако, не развратился, и проживал те же пятнадцать или восемнадцать шиллингов, что и типичный представитель его класса в их деревне. Человеком он был исключительно обаятельным, мужем – кротким и добрым. Здесь бы заподозрить его в подкаблучничестве, мол, властная жена и так далее, но это было не так. Наблюдая их вместе за столом в наши совместные трапезы, я видел, с каким нежным вниманием она обращалась к нему, заглядывая в глаза и ловя каждое слово. Надо сказать, что я был озадачен подобными семейными отношениями, столь редкими между окольцованными людьми, и уже начал думать, что секрет кроется в какой-то особой силе его голоса или в том мечтательном выражении глаз, обращенном вовнутрь, которое я часто наблюдал на его лице; но мои догадки были неверны, а правда открылась лишь незадолго до отъезда.
Здесь необходимо сказать несколько слов об их сыне, кротким нравом, добротой и тихой манерой говорить являвшем точную копию отца. Он терпеть не мог учебники, нехотя плелся в школу и не играл со сверстниками, зато всей душой любил природу и каждую свободную минуту стремился проводить наедине с ней, наблюдая за жизнью птиц.
Замечу, что я был точно таким же ребенком, с той лишь разницей, что благосклонная судьба обнесла меня школой, так что
