Сапсан - Джон Алек Бейкер
Поднимаясь по тропе от брода, я увидел крыло, трепещущее в серой кроне остриженного ясеня. Когда я подошел на два ярда, сапсан тут же слетел и забарабанил крыльями в горячечной попытке удрать. Секунду он был совсем близко от меня, и я успел разглядеть атласно гладкие подкрылья и плотный подбой оперения в коричневых и кремовых крапинах. Он полетел на юг полями, беспорядочно петляя и кренясь из стороны в сторону. Его лапы свисали, и между ними что-то белело, что-то трепетало, как бумага. В бинокль я увидел, что он уносит мертвого чибиса. Он так ухватил птицу, что та висела у него под хвостом – грудкой вверх, головой вперед, а крылья ее распахнулись и показали черно-белые подкрылья. Неся груз весом в полфунта, сокол летел легко, но все же его беспокоил крепкий ветер. Под порывами ветра его полет слегка проседал, и крыльям приходилось бить быстрыми короткими джебами. Он приземлился на дерево возле тропы. Когда пять минут спустя я потревожил его, тушка чибиса уже уменьшилась и не так отягощала сокола. Он перелетел на другой ясень, тоже остриженный, и я позволил ему доесть добычу. На ближнем поле все еще пахали три трактора.
На закате десять кроншнепов поднялись и, громко крича, полетели на восток. Тракторы возвращались на ферму. Последние чайки улетали на юг. Сапсан покружил в высоких сумерках и пропал в темноте холма. Он ушел, и долину оживили тихие кличи проснувшихся сов.
15 декабря
Теплый западный ветер налетал и гремел над речной долиной, и воздушные гребни разбивались о черный волнорез лесистого хребта. Суровый горизонт, окаймлявший воздушную массу, был неподвижен и тих. Но на моих глазах его безмятежность отступала, открывая взору наваждение вязов, дубов и кедров, ферм и жилых домов, церквей и опор линии электропередачи, покрытых, словно мечи, серебряной чеканкой.
В одиннадцать часов самец сапсана взмыл над рекой, молотя выгнутыми крыльями навстречу буре. Сизые облака проносились над его темной фигуркой. Дикие сапсаны любят ветер так же, как выдры любят воду. Это их стихия. Только в ней они по-настоящему живут. Все дикие сапсаны, которых я видел, летали во время бури дольше, и выше, и дальше, чем в любое другое время. Они избегают бури, только когда купаются или спят. Сапсан реял на двухстах футах. Расправив под накатами воздуха крылья и хвост, он описал размашистую дугу. Его круги вытягивались на восток, сила ветра раздувала их до эллипсов. Под ним взлетали сотни птиц. Самое захватывающее в соколе – это то, как он творит жизнь на неподвижной земле, чародейски поднимает в воздух целые стаи. Все чайки, чибисы и вяхири, которые кормились на большом поле между дорогой и ручьем, разом взлетели, стоило соколу закружить над ними. Ферма скрылась будто за белой простыней – настолько тесно друг к другу полетели птицы. Темный среди белых чаек, сокол рухнул и раскидал их, как брызги белой пены. Я опустил бинокль и увидел, что птицы вокруг меня тоже смотрят на сокола. В кустах и деревьях сидело много воробьев, скворцов, черных и певчих дроздов, и все они глядели на восток, кричали без умолку. И пока я спешил на восток, в каждой живой изгороди сидела стайка мелких птиц, визжащих свое предостережение в пустое небо.
Когда я шел мимо фермы, стая золотистых ржанок поднялась, как облако порохового дыма. Сперва стая неслась низом, а потом медленно набрала высоту, словно цельное золотое крыло. Добравшись до бродовой тропы, я увидел, что все деревья у пруда заполнены вяхирями. Никто из них не пошевелился, когда я прошел мимо, но с последнего дерева вдруг взлетел сапсан. Он взмыл против ветра и закружил на восток. Голуби тут же оставили деревья, где были в относительной безопасности, и полетели к Северному лесу. Они прошли ниже сапсана. Он мог бы спикировать на них, если бы захотел. Вяхири очень быстры и осторожны, но, как и чирки-свистунки, они порой совершают роковую ошибку, летя навстречу опасности, а не прочь от нее.
На длинных дугах и касательных сокол забирался все выше. Пролетая в пятистах футах над ручьем, он внезапно, без предупреждения, рухнул. Остановился, задрал крылья, нырнул прямо к земле. Казалось, он разделился надвое, и туго натянутый лук его крыльев запустил, как стрелу, туловище. В его падении было окаянное ускорение, он будто был низвергнут с неба. Позже мне было трудно поверить, что все это произошло на самом деле. Самые лучшие пикирования всегда таковы, и часто они бьют мимо цели. Через несколько секунд сокол поднялся над ручьем и снова закружил на восток, взмывая все выше над темными лесами и садами, пока совсем не скрылся из виду. Я обыскал поля, но так и не нашел его добычу. Вяхири в боярышнике и бекасы на топях сидели смирно, страшась сокола. Они не полетели, даже когда я проходил совсем близко от них. Куропатки жались друг к другу в самой высокой траве.
Начался дождь, и сапсан вернулся к ручью. Он слетел с вяза возле моста и сразу затерялся в шуршании и блеске дождя, в сыром трепете ветра. Сапсан был худым, яростным, очень диким. Как только дождь прекратился, заревел буйный ветер. Трудно было выстоять на открытом месте, и я укрывался с подветренной стороны деревьев. В половине третьего сапсан помчался по восточному небу. Он поднимался вертикально вверх и, как лосось, прыгал по огромным воздушным волнам, разбивающимся об утес Южного леса. Он нырнул в ложбину волны, потом круто поднялся на ней и выскочил, ликующий, на раскинутых крыльях. На пятистах футах он завис, сложив хвост, отведя крылья далеко назад, так что их кончики почти касались кончика хвоста. Он выполнял неподвижное горизонтальное пикирование, устремившись вперед со скоростью встречного ветра. Он качался, и кренился, и дрожал, ложась в бейдевинд на воздушном море, а его крылья хлопали и выгибались, как мокрая парусина. Вдруг он метнулся на север, резко вошел в вертикальное пике, высоко вскинул крылья, съежился и рухнул.
Он рухнул так быстро, так яростно выстрелил с неба в темный лес, что его черная фигура растворилась в сером воздухе, исчезла в сияющем облаке скорости. Падая, он утягивал за собой небо. Это было окончательно. Это было гибельно. Ничего больше не было. Ничего больше не могло быть. Сумерки опустились рано. В почти кромешной темноте перепуганные голуби тихо рассаживались по деревьям, а под ними на просеке остался лежать окровавленный ощип.
17 декабря
Низкое солнце слепило, юг горел полярным огнем. Северный ветер был холодным. Ночной иней еще не стаял; ломкий под утренним солнцем, он белел на траве, как соль.
Самка сапсана неуверенно взлетела против ветра и зависла над тихими белыми полями. Воздух по крайней мере еще час будет недостаточно теплым для парения; до тех пор она просто коротала время. Ее зависания были бесцельными. Она лениво перелетала с дерева на дерево. Скуку сокола, который уже искупался и почистил перья, который не голоден и не хочет спать, как будто можно самому почувствовать, наблюдая за ним со стороны. Сокол слоняется без дела и бедокурит, лишь бы чем-то себя занять.
Утро было странным и призрачным, очень чистым и новым. На заиндевелых полях было тихо. Солнце не давало тепла. Где сошел иней, там от сухой травы несло сеном. Золотистые ржанки были где-то поблизости и тихо посвистывали. Пела просянка. Ледяной северный ветер разбивался о плотную решетку живой изгороди, но все-таки проникал в ее просветы. Вальдшнеп выпорхнул из темноты канавы на жгучий бледный свет. Он
