Океан. Выпуск 9 - Александр Сергеевич Пушкин

— Почему Завхоз выбрал именно меня? — спрашивал Гриша не то сам себя, не то Левку. — У нас во взводе еще трое ребят весят более восьмидесяти килограммов. И мышц у меня мало, одни кости…

— Он же страшный честолюбец, наш начкурса, — говорил Левка. — Для него важно одно — чтобы курс занял первое место. Любой ценой. Ты ведь сам говоришь, за невыставленного участника ноль баллов, за поражение один балл. Вот и вся его гнусная арифметика. Умри, но выйди на ринг и заработай необходимые курсу очки, чтобы он мог потом похвастаться перед начальством: «Мои курсантики опять впереди».

— Но почему все же я? Вот что непонятно, — допытывался Гриша.

— «Почему-почему»! — рассердился Левка. — Значит, были какие-то соображения.

Несколько минут он продолжал лежать на койке, потирая пальцами переносицу, что у него всегда было признаком глубоких раздумий. Потом сказал:

— Ладно, пойдем покурим.

Они прошли по длинному коридору в гальюн, сели на подоконник, молча закурили.

— Курсантская жизнь, Мачта, это синусоида, — наконец задумчиво изрек Левка. — Отрицательная фаза сменяется в ней положительной. За всяким падением всегда следует подъем.

Левка был философом. Но не оторванным от жизни абстрактным мыслителем, а человеком, твердо стоявшим на земле. Сначала он обосновывал свои выводы теоретически и сразу вслед за этим начинал претворять в жизнь.

— Сейчас ты находишься в отрицательной фазе, — продолжал он. — Так?

Гриша с готовностью кивнул. Теория синусоиды в отличие от многих других теорий была проста, доступна и сразу пришлась ему по душе.

— Значит, теперь следует ждать подъема положительной фазы и делать все, чтобы он произошел скорее, — продолжал Левка. Он докурил махорочную цигарку так, что ее кончик совсем спрятался в его желтых прокуренных пальцах, потом издалека ловко бросил окурок в урну. — А почему бы тебе, несчастной жертве любви, не пасть ниц перед Либелем и не умолить его, чтобы он не слишком тебя уродовал? — неожиданно спросил он. — Говорят, он отличный парень.

— Гениально! — впервые за последний час оживился Гриша. — Даже в твоей набитой библиотечной пылью коробке иногда вспыхивают отдельные ценные идеи. Смотаюсь к нему сегодня же.

— Действуй, — благословил его Левка.

Минут за двадцать до вечерней поверки Гриша попытался тайно проникнуть на третий курс. Разговор предстоял секретный и щекотливый. Но стоявшие у входа два третьекурсника — «карандаша» сразу заметили его.

— Мачта пожаловала в гости, — сказал один.

— Таким длинным быть, скажу тебе, тоже мало радости, — произнес второй.

Пришлось Либеля вызывать в открытую. Пауль понял Гришу с полуслова.

— Я никаких махинаций не признаю, — сказал он с легким эстонским акцентом. — А в боксе тем более. Состязание есть состязание. Так что извини.

Гриша вернулся на курс еще более напуганным и рассказал о своем разговоре Левке.

— Принципиальный, черт, — не то с осуждением, не то одобрительно проговорил Левка, и его круглые, как пятаки, глаза сделались задумчивыми. — От такого пощады не жди.

В среду после занятий маленький плотный Белов, боксер и физорг курса, начал тренировать Максимова.

— Первым делом научись двигаться по рингу и уклоняться от ударов противника, — учил он. — Смотри, как это делается.

И он легко и изящно, будто танцуя, кружил вокруг Гриши, периодически нанося по его корпусу короткие, несильные удары.

— У тебя руки длинные. Используй, Гринь, свое преимущество, избегай сближения, по мере возможности старайся держаться от противника на расстоянии.

Гриша несколько раз пытался достать его, но Белов всякий раз успевал незаметно уйти в сторону, и удары Гриши лишь сотрясали воздух.

К концу первой тренировки Гриша еле держался на ногах от усталости. Тело его болело, ноги едва двигались.

— Может, на сегодня хватит? — жалобно попросил он Белова и вдруг увидел стоявшего у двери, молча наблюдавшего за тренировкой начальника курса.

Гриша был уверен, что жестокий, безжалостный Завхоз произнесет свою любимую поговорку «Без труда не вытащить и рыбки из пруда» и прикажет продолжать тренировку. Но Сахнин неожиданно сказал:

— Думаю, Белов, на сегодня хватит. А у вас, Максимов, хорошо получается. Поверьте мне, старому драчуну. Главное, не трусьте.

За ужином дежурный по камбузу поставил перед Гришей вторую порцию гуляша с гречневой кашей.

— Это мне? — обрадовался, но не поверил Гриша, отлично зная, что никаких добавок никому не полагается. — За что?

— Ты — Максимов? — переспросил дежурный и, получив утвердительный ответ, пояснил: — За что — не знаю. Но по личному распоряжению начальника вашего курса.

В оставшиеся до начала спартакиады три недели Гриша тренировался дважды в день. Рано утром до начала занятий в бойлерной, где было очень жарко, но был огорожен маленький ринг, и вечером в спортзале.

Теперь после тренировок он не так уставал. Белов хвалил его за крюк левой.

— Знаешь, Левка, — делился Гриша со своим другом, — какая-то изюминка в этом боксе есть. Он стал мне даже немного нравиться.

— Особенно когда тебя не бьют, освобождают от хозяйственных работ и дают дополнительную порцию второго на ужин, — заметил Левка. — Совсем неплохо. Но вспомни, между прочим, что японцы своих камикадзе тоже хорошо кормили и освобождали от всяких дел.

По телу Гриши пробежал неприятный холодок. Действительно, странно — спортсменов у них во взводе несколько, а подкармливают почему-то его одного.

— Кто такие камикадзе? — спросил он. — Я про таких не слышал.

— «Кто, кто», — передразнил Левка. — Смертники-добровольцы. Вот кто.

Удивительно, как Левка умел одной фразой испортить настроение. Гриша мгновенно снова представил себе Либеля, его могучую, будто вылепленную только из мышц и сухожилий фигуру.

В тот вечер ему хотелось побыть одному. Ни разговаривать, ни читать, ни играть в шахматы не было желания. В воскресенье в три часа дня начинались соревнования по боксу. На душе было тревожно, нелепые предчувствия томили, лишали покоя.

Единственно, кого бы он хотел увидеть сейчас, была Лера. Если бы она почувствовала его настроение и пришла! Гриша даже загадал, что, если она придет, все завтра обойдется. На всякий случай он вышел к проходной и долго стоял там, подпирая спиной старый, изрешеченный осколками клен. Но видно, душа Леры была настроена не на ту волну, девушка не пришла. Тогда он вернулся и лег на койку. Сон не шел. За столом шумели ребята. Потом, когда все улеглись, сменился с дневальства и тотчас же стал могуче храпеть абсолютный чемпион училища по этому виду спорта Фома Кольчевский. Было такое впечатление, что в кубрик въехал и сейчас спускает лишний пар мощный грузовой паровоз «ФД». Гриша не выдержал и запустил в Фому ботинком. Вероятно, ботинок попал в яблочко, потому что Фома мгновенно проснулся и стал громко ругаться и искать