В шаге от войны - Владимир Петрович Заковряжин
Ахмед разбитыми руками поставил подпись в каких-то бумагах на немецком языке, и его вышвырнули на улицу.
Отлежавшись в своей съемной каморке, он снова вышел на работу. Короткие беседы о том о сем с вокзальными служащими помогли узнать, что скрутивший его немец обеспечивает работу немецких поездов и часто бывает на вокзале. Зовут его Курт Барч. Общие отзывы о нем были отрицательными: грубый, надменный, скверно обращается с персоналом поездов и носильщиками. Вокзальное начальство его боится.
Через непродолжительное время Барч появился снова. Он кивком приказал Ахмеду следовать за ним и, усадив в свою машину, объяснил, чем ему в дальнейшем придется заниматься. Ахмед должен был по наводке немца обшаривать карманы иностранных дипломатов и курьеров, обращая внимание прежде всего на документы. Затем последовала череда удачных похищений бумаг у некоторых английских и французских дипломатов и греческих дипкурьеров. Барч забирал содержимое бумажников и портфелей и выдавал Ахмеду жалкое «постоянное вознаграждение», за которое приходилось каждый раз расписываться в непонятных немецких бумагах.
Гладко шло не долго. История с греческими курьерами переросла в дипломатический скандал. МВД Югославии жестко надавило на белградскую полицию, а та в свою очередь – на вокзальную. Зашатались чиновничьи кресла. Неудивительно, что в возникшей неприятной ситуации требовалась срочная жертва, чтобы успокоить разбушевашиеся страсти. Взоры знатоков вокзального бизнеса остановились на безродном Ахмеде. Дядюшка Милан с багровыми пятнами на лице, следами выволочки, которую он получил от полицейского начальства, энергично, насколько позволяла его комплекция, приблизился к скучавшему на перроне Ахмеду и без прелюдий схватил его за ухо. Он поволок парнишку в полицейский участок на вокзале, изрыгая вполголоса виртуозные ругательства, воспроизвести которые не позволяют правила приличия.
В своем кабинете, если так можно назвать прокуренную и пропахшую потом каморку, Милан вытер вспотевшее от духоты лицо большим носовым платком и начал орать на Ахмеда:
– Стервец, разве я не предупреждал тебя, что нужно обходить стороной иностранных дипломатов? Зачем ты полез к грекам? Что ты надеялся найти в карманах этих мелких служащих, которые ради экономии даже привозят собственные продукты, чтобы не ходить в ресторан? Ты что, лишился всякого разума? Отвечай, когда я тебя спрашиваю. Куда ты девал их проклятые документы, где ты их сбросил?
Но Ахмед, по-птичьи втянув голову в плечи, испуганно молчал.
– Мне что, избить тебя как следует, чтобы в башке твоей немного прояснилось? – угрожающе спросил Милан. Однако воришка только испуганно вздрогнул и еще больше съежился.
Старый полицейский безнадежно вздохнул и развел руками:
– Бить я тебя не стану, что толку. Но скажу, влип ты на этот раз крепко. Лет десять каторги ты себе обеспечил. Не захотел ты жить спокойно, по правилам, похлебай тюремной романтики. И что вы, ворье, за люди такие – чем лучше к вам относишься, тем больше вы гадите.
Дядюшка Милан надел фуражку и застегнул китель.
– Сейчас тебя отвезут в белградское полицейское управление, и на любых допросах, как бы тебя ни били, ты ни слова о том, что я тебе иногда помогал. Ты запомнил?
Ахмед кивнул и сдавленным голосом сказал:
– Дядюшка Милан, простите меня, я не хотел, меня заставили. Если я что-нибудь начну рассказывать, меня убьют.
Полицейский от изумления снова снял фуражку.
– Что ты за ерунду несешь? Кто же такой грозный объявился на моем участке? Я точно знаю, что никаких серьезных воров на вокзале не добавилось.
– Это не воры, – чуть слышно прошептал Ахмед. – Это немцы.
И он, спотыкаясь и перескакивая с одного на другое, рассказал о Барче.
Лицо Милана скривилось, как будто он съел испорченную маслину. С немцем ему уже приходилось сталкиваться на вокзале, и от него можно было ожидать чего угодно. Рассказ Ахмеда серьезно менял дело и выводил из-под удара вокзальную полицию. Необходимо было обо всем доложить начальству. Но парнишка неожиданно упал на колени перед Миланом и стал его умолять не рассказывать ничего своему начальнику. Если признание Ахмеда дойдет до Барча, немец его убьет. Старый полицейский серьезно задумался. Было жаль незадачливого парнишку, да и начальник полицейского участка на вокзале, Стоянович, стелился перед Барчем.
Крепко поразмыслив, Милан решил доложить Стояновичу лишь в самых общих чертах, не называя в качестве источника сведений Ахмеда. Он отпустил воришку, строго-настрого указав никуда не исчезать и явиться по первому требованию.
С тяжелым сердцем Милан переступил порог кабинета Стояновича. Тот сразу же накинулся на него с претензиями по поводу отвратительной обстановки на вокзале, возникшей из-за разгильдяйства Милана. С саркастической улыбкой он осведомился:
– По делу греков опять нет никаких результатов?
Но краткое сообщение Милана о немецком следе несколько вывело его из равновесия:
– Этого еще не хватало! Наше правительство делает все, чтобы не злить немцев, а тут вы с вашей конспирологией. И что мне теперь прикажете делать? Ваш источник заслуживает доверия? Дело, скорее всего, придется иметь с контрразведкой. Он готов подтвердить все, что сообщил вам?
Милан почувствовал, что Стоянович вроде бы логичными в данной ситуации вопросами пытается выяснить, прежде всего, данные на информатора. Однако старый полицейский повидал на своем веку всякого и с видом туповатого служаки отвечал невпопад, всякий раз уходя от ответа на вопрос об источнике. Наконец Стояновичу бестолковая беседа надоела. Он сказал, что подумает, как действовать дальше, и запретил Милану с кем-либо еще говорить на данную тему. Вышел от него старый служака с предчувствием беды, нависшей над Ахмедом, и ощущением серьезной ошибки, которую он совершил, доложив обо всем Стояновичу.
Через четверть часа после ухода Милана Стоянович запер кабинет изнутри и позвонил Барчу в офис белградского представительства имперских железных дорог Германии. Обусловленным словосочетанием он вызвал его на встречу.
Глава 2
Операция «Лорелея»
Вечером в баре старинной гостиницы «Балкан» Барч поджидал Стояновича, потягивая «Мартель». Он пристрастился к этому коньяку во Франции, где раньше также работал представителем имперских железных дорог Германии. На самом деле он был сотрудником «Службы Риббентропа». Барч слыл здесь крупным специалистом по изъятию, если говорить проще – воровству секретных документов иностранных правительств. В Париже ему удалось похитить материалы французского Генерального штаба, в которых беззастенчиво раскрывались приготовления французов и англичан к нападению на Советский Союз в поддержку терпящей поражение Финляндии. Фюрер распорядился
