Тюрьма и другие радости жизни. Очерки и стихи - Алексей Валентинович Улюкаев
И вот на этом фоне — шествие Бессмертного полка в зоне (один из наиболее длинных «концов света» пришелся аккурат на 9 мая и прилегающие даты). 9.5.2019. Большие Перемерки. Холод, ветер, противный моросящий дождь. Одетые в малиновые пиджаки замерзшие клубники-оркестранты дуют в трубы синими губами, играют, немилосердно фальшивя, веселые мелодии из кинофильмов вперемежку с «Вставай, страна огромная». Этот героический оркестр живо напоминает сцены из кино про концлагеря во время ВОВ или про Гражданскую войну, когда мужественные оркестранты играют «Интернационал» перед расстрелом. Полторы сотни зеков ходят с транспарантами, на которых скачанные из интернета портреты каких-то военнослужащих вокруг стройки церкви (на церковь деньги откуда-то берутся, а на замену кабеля — нет!). Их мотивация — обещанная за этот подвиг гречка с тушенкой из полевой кухни (на дровах приготовленная) и чай. Возле баков с этим богатством стоит ряженный в солдата ВОВ зек.
Интересно, как менялось психологическое отношение зеков к этим многодневным отключениям электричества. Если сначала они воспринимались как катастрофа, беда, шокировали, вводили в депрессию, то с течением времени перешли в так сказать «новую нормальность». Стали частью обыденной жизни, бытом, рутиной. Ко всему-то подлец-человек привыкает!
Но: всюду жизнь. В колонии женятся, расписываются, играют свадьбы, мотивацией для которых является право на получение длительного свидания — внеочередного по случаю самой свадьбы и очередных, возможных лишь с официально зарегистрированной женой. Есть прокат свадебного снаряжения, есть бричка для торжественного проезда новобрачных, есть «кафе» для отгуливания.
Оказывается, институт «заочниц» существует и процветает до сих пор. Две мотивации его существования есть у зеков: а) «чисто-конкретная» корысть — что-нибудь урвать материально-вещественное от этих несчастных женщин (передача, бандероль, денежный перевод); б) инфантильная — устроить свое будущее «посредством взаимной переписки». И ФСИН тут играет роль гигантской свахи и гигантского посажёного отца. Хотя посаженным в данном случае является, конечно, не отец, а сын. А может, и дух святой.
Счастье в тюрьме: большое — длительное свидание с родными, малое — письма и телефонные звонки. Письма есть и аналоговые («Почта России»), и цифровые — так называемое ФСИН-письмо. Зеку может его послать любой человек. А вот зек такого права лишен. Зек может ответить, если написавший ему пришлет заранее оплаченный бланк письма. Телефонные звонки совершаются из специального помещения (у нас его называли вагон). Чтобы получить право на телефонный звонок, нужно каждый раз писать заявление на имя начальника колонии с указанием данных того, кому собираешься звонить, и обязательством говорить на русском языке и не более 15 минут. Начальник колонии может такого разрешения и не дать, но, как правило, дает, хотя зачастую с большими задержками. Есть еще короткие свидания, но они большой радости не приносят, поскольку совершаются что в СИЗО, что в колонии через стекло по телефону. Гонять из-за этого родственников за сотни километров нелепо. А вот длительное свидание — это 67 часов чистого счастья. Вообще-то по УИК трое суток, то есть 72 часа, но на деле пять-шесть часов всегда съедается процедурой допуска, оформления и обыска родственников, а затем допуска и обыска зека. Как и положено всякому раю с милой, тюремный рай располагается в шалаше, который официально называется гостиницей (а в зоне комнатой длительного свидания — КДС) и за право пребывания в котором надо платить деньги. У нас в ИК-1 КДС — это 12 боксов, в каждом из которых кровать, стол со стульями, телевизор, и общая кухня с плитой, холодильником и посудой для варки, общий туалет и душ. На кухне все трое суток располагается «геенна огненная» — жены и матери зеков готовят на сейчас и готовят впрок (к длительному свиданию, как правило, приурочивается и передача — чтобы отдельно не ездить, что для многих семей зеков очень накладно). Мы же старались за пределы нашего бокса не выходить. Еду жена готовила заранее и привозила готовой — быстро разогрел в микроволновке и снова шмыг в свой рай в шалаше, где мы одни, и где всё как раньше…
Отношение администрации колонии к зекам. Оно распределено по административной пирамиде: чем выше, тем суше, настороженнее, чем ниже, тем проще и человечнее. Хорошие и плохие люди распределены здесь так же примерно, как и в миру. Рыба здесь, как и везде, тухнет с головы. Чем меньше звездочек, тем больше шансов встретить нормального человека. Ближе всех к зеку те, что в самом низу. Это младшие инспекторы, то есть вообще без звездочек. Среди них совсем не редки добрые, внимательные, неглупые, чем-то интересующиеся, умеющие говорить по-русски. Один такой встретился мне еще в «Матросской Тишине». Он был единственным, кто первым здоровался и употреблял такие ретро-слова, как «спасибо» и «пожалуйста». Хотя было это довольно комично: лицом к стене, пожалуйста, руки на стену, будьте добры. Руки за спину, пожалуйста. Затем идут младшие офицеры — начальники отрядов и сотрудники отдела воспитательной работы в колонии. Я за свои колониальные годы жил под водительством шести начальников отрядов. И могу сказать, что пять из них были в основном хорошими людьми, заботящимися о быте и здоровье зека, не злоупотребляющими своей немалой властью. Кроме них это «нережимные специалисты» — медики, психологи, технари. Хуже всего сотрудники отдела безопасности. Вот эти как раз при любой возможности властью злоупотребляют, ведут себя хамски, щедро разбрасывают взыскания, с удовольствием лишают зека возможности получить УДО или улучшить условия содержания. Это они во время «обыскных мероприятий» топчут и изымают продукты, чашки-ложки, весь нехитрый зековский скарб.
Как писал Шатобриан: «…нужно экономно расходовать презрение: в нем нуждаются многие».
Тюрьма помогает лучше понимать человеческую природу, ее сложность, неоднозначность, перемешанность в ней 50 оттенков черного, серого, белого, а то и горелого. Колония строгого режима — место, где содержатся в большом количестве убийцы. Убийство — страшный грех, тягчайшее преступление. Отнять человеческую жизнь, разрушить целую уникальную вселенную — что может быть хуже? Нет и не может быть этому прощения. Но не прощать и мучить, издеваться, топтать — не одно и то же. А современная российская пенитенциарная система настроена в основном на то, чтобы топтать.
Нет однозначно хороших и столь же однозначно плохих людей. Лев Толстой долго шел к пониманию этого. Даже в «Войне и мире» у него еще есть зачерненные персонажи. Это, например, брат и сестра Куракины — Элен и Анатоль. Но уже в «Анне Карениной», которую я считаю лучшим романом всех времен и
