Не отрекаются любя. Полное собрание стихотворений - Вероника Михайловна Тушнова
Перепела, перепела
одни кричат еще в полях.
Сквозь ветки светится мертво
налитый звездами бочаг.
Сознайся, ты ведь ничего
не знаешь о таких вещах?
А это я – любовь твоя,
по пояс вымокла в росе,
синеют шарики репья
в коротенькой моей косе,
в намокшем платьишке своем
иду, гадая о судьбе.
Иду и думаю о нем,
и это значит – о тебе.
Ты синеглаз, светловолос,
ты статен и бронзовокож,
и мне смешно теперь до слез,
как на себя ты не похож.
Сплошь заметён метелью звезд
полей торжественный покой.
А где-то там, за сотни верст,
не спит ребенок городской.
Трамваев гром в ночи слышней,
фонарь качается в окне,
и мальчик думает о ней,
и это значит – обо мне.
А впереди петлистый путь,
десятилетий долгих мгла.
…Ну, расскажи когда-нибудь,
какая я тогда была?
Две тени
Помнишь дом на пригорке?
В камне ступени?
Блеск фонарей
ледяной, голубой?
На мерцающем кварце
две черные тени.
Две четкие тени.
Наши с тобой.
Стекла в окнах черно
и незряче блестели,
сладко спали хозяева
в мягкой постели,
сны, наверно, смотрели
и ведать не ведали,
что сегодня
их двое прохожих
проведали.
Открывали калитку,
на лестницу лазали,
постояли
под черными влажными вязами,
заговорщицким шепотом говорили
и друг другу
тот маленький дом подарили,
и с собой увезли его
в поезде дальнем,
вместе с лестницей, садом,
хозяйскою спальней,
вместе с шепотом, взглядами,
тайным смятеньем,
что на веки веков они,
ночью любой,
на мерцающем кварце
две черные тени,
две четкие тени –
наши с тобой.
Возвращение
С кем из нас не случалось?
Заботы, дела…
До чего ж я давно у друзей не была!
Дни проходят – десятки и сотни дней,
и чем дальше,
тем все труднее, стыдней,
невозможнее все становится нам
однажды вдруг появиться там.
Однажды войти в позабытый двор,
и привычным стуком в дверь постучать,
и в глазах молчаливый прочесть укор,
и на годы прерванный разговор
неизвестно как и с чего начать.
А ведь ты у них за родную шла,
и, наверное, думалось им не раз:
видно, жизнь чересчур у нее хороша,
а вернее, не та у нее душа,
что не кажет глаз,
что забыла нас…
Вот и пять, и пятнадцать, и двадцать лет
я с тобой не встречалась, любовь моя.
И померк в моем сердце твой давний свет,
а ведь я без тебя
не могла и дня!
Ты в мечтах мне мечталась и снилась в снах,
я с рожденья под знаком твоим росла,
сколько слез, сколько тайн моих
в рыжих волнах
в старый Каспий когда-то ты унесла.
Ты была, ты жила во всем и везде:
в мерном шлепанье плиц,
в звезде на воде,
в связках воблы янтарной,
в жгучей глади песка,
в пыли, ветре, гудках,
в песне плотовщика…
Ты листала учебников школьных листы,
горьких писем обрывки скрывала навек.
Волга, Волга моя,
всюду – ты, вечно – ты.
Сколько в жизни тобою расставлено вех!
Верно, сердце мудреет от долгих разлук!
Видишь – вот я! Виновно, тревожно любя,
я на глаз и на ощупь, на вкус и на слух
ощущаю, вбираю, вдыхаю тебя!
Я на дне каменистом твоем стою,
я не пью, я целую воду твою.
Холодна и мутна, сладко пахнет она
нефтью, рыбою, илистым запахом дна,
и полна она светом зари и огней.
Я стою, и дышу, и смотрю без конца,
и дорожную пыль омываю с лица…
Вот ко мне и вернулось
полжизни моей!
Старый дом
Сколько раз я мечтала
в долгой жизни своей
постоять, как бывало,
возле этих дверей.
В эти стены вглядеться,
в этот тополь сухой,
отыскать свое детство
за чердачной стрехой.
Но стою и не верю
многолетней мечте:
просто двери как двери.
Неужели же те?
Просто чье-то жилище,
старый розовый дом.
Больше, лучше и чище
то, что знаю о нем.
Вот ведь что оказалось:
на родной стороне
ничего не осталось, –
все со мной и во мне.
Зря стою я у окон
в тихой улочке той:
дом – покинутый кокон,
дом – навеки пустой.
«Зернистый наст…»
Зернистый наст
в осевших талых пятнах,
слепящий свет и сто других примет…
Идем, и возвращаемся обратно,
и вновь – за километром километр…
Похожие на рыжие коврижки,
среди кирпично-розовых громад
подслеповато щурятся домишки,
встречая свой
последний в жизни март.
Здесь, у подножья камня и металла,
синеет в палисадниках зима…
Я никогда девчонкой не видала,
как умирают старые дома.
Тогда старели, помню, без опаски
в провинциальном тихом городке
все эти застекленные терраски
и петушки резные на коньке.
…Вороний ор, грузовиков ворчанье,
сугробы, лужи, краны и леса,
твое несокрушимое молчанье,
твои незащищенные глаза,
твоей руки, обветренной, шершавой,
надежная земная теплота…
Опять, опять весенний ветер шалый,
биенье крови, сердца маета.
А жизнь вокруг справляет новоселья,
а воздух нестерпимо голубой,
и в то, чему нет имени доселе,
опять, опять – как в омут головой!
И только эти гнезда человечьи,
пустые, утонувшие в снегу,
напоминают мне, что все не вечно,
а я об этом слышать не могу!
