Избранные произведения драматургов Азии - Мохан Ракеш
Б о р н о к. Вот это ладно. Будем говорить громко, он и услышит.
Молчание.
М и с а. Дела у нас совсем никудышные, Борнок. С тех пор как мы сюда приехали, мне не удалось продать ни одной сольфы.
Б о р н о к. Плохо кричишь, поэтому…
М и с а. А ну тебя… Кричу во всю глотку. (Кричит как на улице.) Дамы и господа! Сольфы! Сольфы, радость для каждого… Двадцать…
З а н а просовывает голову в дверь.
З а н а. Чего кричишь, Миса? С ума сошел? Отец только уснул. Не спал две ночи.
Б о р н о к. Велел разбудить его через час.
З а н а. Пусть поспит! Пусть поспит! Не шумите. (Исчезает.)
Б о р н о к. Если ты так орешь, почему никто не покупает? Неужели никто и не спрашивает, что это такое?
М и с а. Собираются вокруг меня и говорят: «Бедняга, наверно, зубы болят у него, вот и кричит».
Б о р н о к. А ты скажи им: «Не болят у меня зубы».
М и с а. Говорю. Тогда они говорят: «Наверно, на мозоль ему наступили, он и не стерпел».
Б о р н о к. И никто не покупает? А?
М и с а. Никто… Недавно только подошел один и спрашивает: «Что это?» Это, говорю, инструменты, издающие самые прекрасные в мире звуки. Он чуть было не купил. «Сыграй-ка!» — говорит. Я сыграл. «Никаких они звуков не издают», — говорит. Я еще громче сыграл, он все равно не слышит. Сами сыграйте, сударь, говорю ему. Сыграл. «Ах ты, жулик, говорит, вместо дудки хотел мне палку подсунуть. Полиция! Полиция!» — как заорет, как заорет. Я удрал. Едва не впутался в историю.
Б о р н о к. Чего ж ты удрал? Пришел бы полицейский, ты и ему сыграл бы.
М и с а. Не услышит. На старом месте у нашего дома стоял полицейский. Ничего не слышал.
Б о р н о к. Не слышал сольфы?
М и с а. Ни сольфы, ни меня…
Б о р н о к. Значит, глухой…
М и с а. Нет. Свой голос отлично слышал…
Входит М а т е х.
М а т е х. Борнок, я тебе что наказывал?
Б о р н о к. Мне?
М а т е х. Тебе.
Б о р н о к. Вы?
М а т е х. Да, я. Что я сказал? Разбудите меня через час, не так ли?
М и с а. А… Как быстро час прошел… Мы и не заметили… Заработались, отец…
М а т е х. Проспи я хоть полтора часа, никто не разбудит. Спи себе как сурок.
Все трое с ожесточением принимаются за работу. Миса и Борнок подают друг другу знаки: начинай.
Б о р н о к (шепчет). Давай, Миса!
М и с а. Начинай ты.
Б о р н о к. Сначала ты что-нибудь скажи.
М и с а (громко). Хорошо здесь, Борнок… (Смотрит на Матеха, слышит ли он.)
Б о р н о к. Отчего, Миса?
М и с а. Здесь по имени вызывают. Всех вызывают. А позовут тебя — не ходи.
Б о р н о к. Верно, не ходи. Мастер Матех не пойдет. И я не пойду. (Со страхом поглядывает на Матеха.)
М и с а. Если не ходить, значит, много времени остается.
Б о р н о к. Конечно… Спешить некуда.
М и с а (тихо). Громче, не слышит! (Громко.) Отчего же тогда мы так торопимся?
Б о р н о к (тихо). Громче… (Громко.) Почем я знаю, куда мы спешим.
М и с а (тихо). Не слышит, задумался. (Громко.) У отца теперь много времени, чтобы поставить клапан.
Б о р н о к. И я так думаю… Как бы там ни было…
М а т е х. Скажи, Миса, ты знаешь, сколько на свете дураков?
М и с а. Не знаю, отец.
М а т е х. А ты, Борнок?
Б о р н о к. И я не знаю, мастер.
М а т е х. Тогда слушайте. Все дураки на свете делятся на две части. На сколько?
М и с а. На две.
М а т е х. Да, на две. Дураки с горбом и дураки без горба. Ты дурак с горбом, а ты — без горба. Когда назовут мое имя, я, конечно, не пойду. Пусть зовут сколько влезет. Я и не собираюсь…
М и с а. Тогда у нас много времени на клапан.
Б о р н о к. Конечно, много…
М а т е х. А вы знаете, что нам предстоит, когда поставим клапан? Думаете, на этом все кончится?
М и с а. Но, отец, разве ты не говорил, что, как поставишь клапан, тогда пусть зовут, тебе все равно.
М а т е х. Гм-м… Это я себя обманываю. Видите, как вы устали? Как наседаете на меня?! То-то. Вот и руки мои, голова моя, сердце мое тоже бунтуют. Устали мы, говорят. Не слушаются меня. (Задумчиво.) Было мне лет четырнадцать, когда я работал учеником у мастера Сама. Пытался я сделать клапан для сольфы из воробьиной кишки… А работы что ни день, то все больше… Что ни день, все больше… Ни сна, ни отдыха. (Протягивает правую руку.) И вот эта рука взбунтовалась. Как возьму сольфу — отказывается работать. А что другое — пожалуйста. (Смотрит на руку, разговаривает с ней.) «Кушать будешь?» (Отвечает за нее.) «Буду». — «Гладить, ласкать будешь?» — «Буду». — «Играть будешь?» — «Буду». — «Ну хорошо, а работать будешь?» — «Ах, не хочу!» Брыкается, как упрямая ослица, черт побери… Схватил я тогда топор. (Берет со стола топорик. Повторяет все движения, словно заново переживая рассказываемое.) «Мерзавка! Против меня бунтуешь, а? Хочешь быть моей рукой — слушайся, слушайся. А не хочешь слушаться…» (Кладет правую руку на стол, левой замахивается топориком.) Поднял я топор, замахнулся… Тут мастер Сама и спрашивает: «Что ты делаешь?..» — «Правую руку отрублю топором и собакам брошу!..» Мастер усмехнулся и говорит: «Значит, рука не желает тебе подчиняться?! Дурак, обмани ее». С той поры я всегда и обманываю свои руки. (Прижимает правую руку к груди и ласкает, как котенка.) «Рука моя, милая моя, хорошая, правая… Нам осталось совсем чуточку. Вот кончу клапан, я все… Давай, рука моя, еще немного, давай, моя правая!..» С того дня так вот и обманываю свои руки. Глаза обманываю. Сердце свое обманываю. «Сердце мое, стучи быстрее! Поработай, пока не поставим на место этот клапан!.. Потом… Потом остановишься, отдохнешь, потом… Ноги мои, поносите меня еще немножко… Вот кончим эту работу, а потом отдыхайте сколько угодно…» Обманываю себя. Все время обманываю. Чем другие станут меня обманывать, лучше я сам себя обману. (Смотрит на Мису.) Моя правая рука. (Смотрит на Борнока.) Моя левая! Устали? Не слушаетесь? Давай, моя правая рука, давай, моя левая рука!
М и с а. Я не устал.
Б о р н о к. Я тоже…
М а т е х. Нам осталось еще чуточку. Потерпите. Вот поставим этот клапан… Потом будете спать сколько влезет, лентяйничать, отдыхать. (Нервно.) Чего сидите? А ну за работу! Давайте! Живо!
За сценой слышится г о л о с Э ф ф е р а. Миса и Борнок, решив, что призывают Матеха, испуганы.
Г о л о с Э ф ф е р а (с улицы). Мастер Матех… Мастер Матех…
Матех встает, направляется к двери.
Б о р н о к (кричит). Не ходи, мастер… Учитель…
М и с а. Отец!.. Отец, не ходи!..
М а т е х (застывает на месте). Еще немного, и ушел бы. Два шага осталось. Вышел бы за дверь — и, может, больше бы не вернулся… (Садится на место.)
Э ф ф е р (с улицы). Мастер Матех…
М а т е х. Кто это?
