Могильщик. Шёпот костей - Геннадий Алексеевич Башунов
– Наливай, – буркнул Гриз, утирая усы.
Валлай налил и сразу выпил половину вина. Поили короля, конечно, отменно. Шум в голове усилился настолько, что сразу стало ясно – до завтрашнего полудня эту голову вряд ли получится оторвать от подушки. Но не мог же он сказать королю, что ему хватит? Это как минимум невежливо.
Зато, как рубака надеялся, он мог хотя бы начать разговор, с которым король не спешил.
– Гриз.
– Чего?
– Ты же не просто так меня сюда позвал, да?
Гризбунг фыркнул, обрызгав слюной столешницу.
– Все, мать твою, стали слишком деловыми. Нельзя что ли просто так позвать старого друга, чтобы нажраться с ним, а потом сходить к шлюхам?
Валлай развёл руками.
– Ладно, – буркнул король, вытаскивая из-под камзола идол Единого и пристально глядя на него. – Хер ли мяться, как шлюшке перед толпой солдат, если ты здесь действительно не просто так? Слушай. – Спрятав идол под одежду, Гризбунг ухмыльнулся. – Я уже говорил, что охереть как на тебя обиделся, когда ты ушёл?
– Говорил.
– Вот, считай, это будет моей местью за обиду. Придётся тебе послужить королю. Слушай. Нет, сначала отвечай. Как ты во внутренней политике, сведущ?
Рубака хохотнул.
– Да ни хрена. Она касается меня примерно так же, как внешняя.
Теперь пришла пора смеяться Гризу.
– То есть ты, служа старой интриганке Аклавии, считаешь, будто тебя не касается внутренняя политика? Спешу тебя разочаровать, дружище, ты вляпался в неё по уши.
– Я как-то не замечал.
– Ладно, пусть так. Тогда я вляпаю тебя в неё по уши, а затем уже Аклавия втянет тебя в свои игры так, что уже и вздохнуть без неё не сможешь. Ты уже знаешь, что Шератли сбежал в Горлив. Он и до того сношался с Альгартом, пусть и посредством писем. Так вот, этот говнюк хочет вернуть себе престол. Или хотя бы его кусочек. Плевать ему, править всей страной или только частью, но править ему так хочется, что аж посрать нормально не может. А ещё почему-то моя жопа, восседающая на троне, резко перестала устраивать добрую половину северных дворян. Наверняка, это работа и Шератли, и Горлива, и, конечно, того поганого, отвратительного и совершенно лживого слуха о том, что никакой я не потомок Императора.
– Что-то где-то про северян я слышал, – кивнул Валлай.
– Вот и отлично. Тогда слушай. Север так или иначе умоется кровью, это дело времени. Не важно, будет ли это очередное вторжение Горлива, поддержанное местными, или бунт местных, которых поддержит Горлив, но войне быть. Вот только сейчас я не то чтобы к ней готов. А Шератли, сбежав в Горлив, начал подталкивать нескольких графов к бунту ещё активней, чем когда был здесь. – Гриз ухмыльнулся и погладил идол Единого под одеждой. – Ты слышал, что один из северян поклоняется Неназываемому?
– Я тебя понял, дружище. Понял. И… наверное, даже буду рад помочь тебе. Нет, служить тебе. Но ты, кажется, упоминал шлюх, а я ещё ни одной не видел.
Гриз расхохотался.
– Ещё по одной и к ним. Агаи! Готовь мои покои!
***
Агаи перестала скакать на Валлае, легла грудью на его грудь и прижалась горячими влажными губами к его уху.
– Чтобы не приказал король, – прошептала она страстным голосом, щекоча кожу рубаки тяжёлым дыханием, – госпожа Аклавия это одобряет. И благославляет.
– Чего?
– Ты идёшь по праведному пути, Валлай. Даже когда исполняешь мелкие политические поручения. А теперь… – Агаи села, уперев ладони ему на грудь, – я не буду останавливаться, пока ты уже не кончишь.
– Придётся попотеть, – буркнул рубака.
Прикрыв глаза, он представил, будто на нём сидит Аклавия. Как будто стало проще.
Он опять стал куклой на ниточках, теперь это уже совершенно ясно. Причём, сейчас у него уже два кукловода. Пусть пока их интересы совпадают, но что будет, если это прекратится?
В конце-то концов, Гриз ни разу не упомянул Единого, когда ругался, только Костлявую. И Валлая это радовало, когда они пили. Сейчас он задумался. Хотя бы о том, что будет, когда кто-то из тех, кто решает, кого рубаке убивать, не решит переключиться со слуг Неназываемого на приверженцев какого-нибудь другого бога. И как на это отреагирует он и, тем более, король, идол Единого на груди которого – лишь бесполезное украшение?
Глава вторая. Рыбья вонь
В Кремь могильщика пришёл, имея на то как минимум две причины.
Во-первых, Велион действительно хотел попасть в Сердце Озера, один из самых легендарных и неисследованных могильников, наверняка скрывающем не один десяток тайн. Могильщику казалось, будто он настолько близок к пониманию большей части происходящего во время Великой Войны, что подкинь ему старые кости пару фактов, и вся картина сложится воедино.
Во-вторых, поход собирал Карпре, и Велион собирался вскрыть ему глотку до того, как этот гнилой ублюдок кого-то бросит или обманет.
Могильщик брёл по узкой улочке. Эта кишка, пролегающая между обшарпанными домами, была грязной, кривой и зверски воняла рыбой. Да и сам городок такое же убожество – мелкий, вшивенький, нищий. Сотни три жилых дворов ютились за невысокой стеной, огораживающей город с суши. Северная же часть города, являющаяся по факту портом, выходила прямо на берег Лельского озера, по слухам, самого большого на материке. И на запад, и на восток от Кремя по берегу были разбросаны пара десятка маленьких рыбацких деревень, а чуть южнее, где начинался лес, ещё полдюжины, в которых заготавливали лес для лодок.
Всё это Велион узнал ещё полтора часа назад, когда неожиданно для себя прошёл город насквозь. Побродив по берегу, он, вдоволь надышавшись пахнувшим озером ветром, вернулся в город и принялся искать цель своего посещения Кремя – трактир «Рыбацкий хвост». Трактир этот располагался в центральной части города, то есть сразу за портом, и это была худшая его часть. Обитали здесь рыбаки и работники больших коптилен и прочих цехов, где с рыбой происходило такое, о чем могильщик не мог и предположить. Здесь делали даже – о чудо! – рыбное тесто. Велион услышал технологию производства этого странного кулинарного изыска (или же наоборот – отрыжки кулинарии) из уст двух пьяненьких мужичков, которые обсуждали, вяленую рыбу какого вида лучше растирать в муку – плотву или ещё какую-то, название которой могильщик уже не слышал. Проблема заключалась
